Будь со мной

Как я и сказала вчера, больше всего меня обидело то, как он судил обо мне. Думал, что я посмею вмешаться в жизнь Джека, не сознавая, какую травму нанесет ему мой внезапный отъезд.

На обратном пути мы то и дело встречались глазами, и он тут же отворачивался. «Прощай» – единственное, что я услышала от него, выходя из машины. И больше ни слова.

Мое сердце сжималось от боли.

Джейс не звонил, и я не хотела, как в прошлый раз, первой протягивать руку, чтобы вновь столкнуться с его холодным безразличием.

Джек – мой сын.

Пусть я выглядела глупой, но мое сердце обливалось кровью, когда я думала о нем. Несмотря на его свинское отношение ко мне, он любил этого мальчика и страдал от собственного выбора, который он сделал, когда сам еще был ребенком.

Так же, как и мой выбор до сих пор преследовал меня.

И оставался открытым вопрос об отсутствующей матери, о которой Джейс категорически отказывался говорить. Где она? Живет ли где-нибудь по соседству? И резкость в его голосе – не от разбитого ли сердца?

В груди кольнуло, и мне захотелось отхлестать себя по щекам. Как я могла ревновать к безымянной женщине? Но за этим определенно что-то скрывалось – что-то большое и значимое, – и я не могла отделаться от мысли, что его нежелание вступать в серьезные отношения с девушками в большей степени связано с ней, а не с Джеком.

Но разве это имело значение?

Он назвал меня своей ошибкой и, хотя был настолько честен со мной, что признался в самом сокровенном, по-прежнему видел во мне лишь озабоченную пустышку. Да, я понимала, почему он отталкивал меня, но это не изменило финала.

Не надо было поддаваться его поцелуям. Ведь я догадывалась, что ничего хорошего из этого не выйдет, но сердце все равно сжималось, когда я поглядывала на пустующее место рядом со мной. Прошлой ночью я почти не сомкнула глаз, и к утру обида уже поселилась во мне и пустила глубокие корни. Мои чувства и мысли спутались в грязный ком.

Но что теперь?

А теперь я негодовала.

Не я полезла к нему с поцелуями – вчера или год назад. И не у меня имелись причины остерегаться серьезных отношений. Проблемы были у него, и это он выкидывал фортели, то выворачивая меня наизнанку своими ласками, то грубо отталкивая.

Я не могла похвастаться богатым опытом сексуальных и дружеских отношений, но даже моих скромных познаний хватало на то, чтобы уловить его влечение ко мне еще до поцелуя. Его тело говорило об этом, когда он обнял меня, пока мы кормили Молнию. И еще я знала, что похоть и чувства – совершенно разные вещи.

Черт возьми, похоть нападала на меня раза три в неделю, в зависимости от того, кто попадался мне на глаза.

Да, у него был сын, но это не означало, что он закрыт для отношений – и Джейс хотел меня. Но стояло ли за этим большее?

Да, пожалуй. Он подыскал мне новое волнующее увлечение и как горячо убеждал меня в том, что в случившемся с Кэмом нет моей вины – это тоже много значило. Выходит, я ему не безразлична, верно? Да, верно, но только потому, что я – сестра Кэма… черт побери.

Злость покалывала кожу, и я заерзала на сиденье, до боли сжимая авторучку, так что треснул колпачок. Я сознательно разжигала в себе пламя, пока оно не превратилось в огненный шар гнева. Гнев лучше, чем обида.

Черт, еще больше бесило то, что мне грозил незачет по музыковедению, потому что последние полчаса я страдаю из-за этого болвана.

– Период барокко характеризуется созданием тональности, – вещал профессор Гибсон. – Тональность – это язык музыки, иерархически централизованная система на основе консонирующего трезвучия.

Что-что?

Пропустив мимо ушей больше половины лекции, я никак не могла врубиться, о чем говорит Гибсон, и моя растерянность лишь усиливалась нарастающим потоком информации.

– Среди наиболее известных композиторов периода барокко – Иоганн Себастьян Бах…

У меня руки чесались себастьянбахнуть

Джейса по физиономии.

– Ты в порядке? – озаботилась Калла, когда лекция подошла к концу.

Я убрала тетрадь в сумку и кивнула.

– Да, просто устала.

Она промолчала. На истории она расспрашивала меня про вчерашнюю поездку, и, поскольку я понятия не имела, как облечь в слова то, что между нами произошло, не упоминая о некоторых «бомбах», пришлось соврать, что все прошло замечательно.

На улице ярко светило солнце, но, когда мы вышли из здания факультета искусств, воздух встретил нас совсем осенней прохладой, и я впервые обрадовалась тому, что надела джинсы. Бедная Калла, в красных хлопковых шортиках, выглядела так, будто вот-вот отморозит себе задницу.

– Знаешь, когда Гибсон рассказывал о Себастьяне Бахе,[23] я могла думать только о рок-певце из восьмидесятых. Он такой секси. Сомневаюсь, что настоящий… – Мы свернули за угол, и у нее вырвался шумный вздох. – О боже…