Это не означало, однако, что новый Будда способен даровать заочное спасение всему живому. Каждое живое существо само должно было следовать по пути Будды к своему просветлению, Гаутама не мог сделать этого за них. И все же поначалу Будда (так отныне мы будем называть Гаутаму) склонялся к тому, чтобы не проповедовать свою Дхарму — единственное, что могло принести живым существам спасение от страданий бытия. Его часто будут именовать Шакьямуни — Хранящий молчание из страны Шакьев, потому что обретенное им знание невыразимо и не может быть облечено в слова. А народы государств, что лежали в бассейне Ганга, между тем жаждали новой духовной пищи. Особенно остро это ощущалось в бурно растущих городах. В доказательство палийские канонические тексты сообщают, что вскоре после просветления Будды к нему пришли двое купцов, Тапусса и Бхаллука, которые следовали мимо с караваном и узнали о знаменательном событии от богов. Купцы явились выказать Будде свое почитание. Они-то и стали его первыми мирскими последователями[36]
. И все же, невзирая на этот очевидный успех, Будда все еще колебался, стоит ли нести учение людям. Он все твердил себе, что его Дхарму слишком сложно будет объяснить; немногие будут готовы принять ее строгие йогические практики и нравственные принципы. Большинство людей не готовы отказаться от своих привязанностей, находя в них усладу жизни и удовольствия. Разве призыв к самоотречению найдет отклик в их душах? «Если я стану наставлять в своем Учении, — терзался сомнениями Будда, — люди едва ли захотят склонить слух к моим словам, а для меня это обернется лишь томлением и скукой»[37].Но тут на сцену выступил бог Брахма — с самого начала он пристально наблюдал за духовным совершенствованием Гаутамы и никак не мог допустить подобного оборота. Если Будда откажется нести миру свою Дхарму, в беспокойстве воскликнул Брахма, «мир погибнет, у мира не будет ни единого шанса на спасение»! И Брахма решил вмешаться, чтоб отговорить Гаутаму от столь губительного решения. Надо отметить, что в палийских текстах представители божественной сферы очень органично вписываются в фабулу повествования. И это не удивительно — боги в те времена считались не менее естественной частью Вселенной, чем люди и животные. Легенды, рисующие Мару и Брахму важными участниками великого события, свидетельствуют о терпимом отношении буддийского вероучения к более ранним культам. Если иудейские пророки выказывали явное презрение к языческим божествам соседних народов, видя в них конкурентов, то ранние буддисты не испытывали никакой потребности ополчаться на ведический пантеон богов, традиционно почитаемых большинством населения Северной Индии. Напротив, легенды представляют Будду как человека, который в переломные моменты своей жизни не чурался божественной помощи. Как и в случае с Марой, образ Брахмы можно трактовать как один из духовных аспектов личности самого Будды. Возможно, при помощи этого приема легенды стремились донести до слушателя идею, что боги есть отражение подсознательного, которое присутствует в человеке. В этом ракурсе историю вмешательства Брахмы можно трактовать как отражение внутреннего конфликта Будды: если одна часть его существа желала погрузиться в тишину и покой ничем не нарушаемой блаженной нирваны, то другая понимала, что он не сможет отказать своим собратьям в надежде на освобождение.
И тут произошло неожиданное: наперекор заведенному порядку мира бог Брахма спустился со своих небес на землю и опустился перед Буддой на колени. «Царь, — взмолился он, — проповедуй свою Дхарму... есть те, у кого осталось совсем мало желаний, и незнание пути, который ты проложил, доставляет им большие муки. Некоторые из них поймут твою Дхарму». Он призывал Будду «взглянуть на род человеческий, погруженный в пучины боли и страданий, и отправиться в дальние странствия, неся миру спасение»[38]
. А сострадание, как мы знаем, играло существенную роль в просветлении Будды. Так, одна легенда рассказывает, что Гаутама появился на свет, выйдя из левого бока своей матери на уровне сердца[39].