Будда, боги, люди и демоны

Так, моя сингальская подруга пригласила к себе в дом четырех монахов для совершения обряда даная, когда я гостила у нее: целью в первую очередь было укрепить семейное благополучие, обновить «чистоту» дома и мне как другу сделать что–то магически благоприятное (монахи, в частности, действительно в своих речениях высказывали благие пожелания и в мой адрес); хотя к тому же еще она стремилась предоставить мне удобный случай пронаблюдать весь ход обрядовых действий в непосредственной близости к ним.

Довелось мне присутствовать на более пышном обряде и в одном чужом богатом доме, куда меня пригласили по просьбе знакомого монаха. Проходили все мероприятия с вечера и до утра. Пирит и даная устраивались в память умерших родителей хозяев дома (супружеской пары), а также по случаю того, что хозяйка недавно к тому времени благополучно перенесла сложную операцию по удалению опухоли мозга. Тут было приглашено 30 монахов. Вернее, с вечера несколько монахов, в меньшем числе, начали читать священные тексты в одной из комнат на втором этаже дома, где даже был создан специальный небольшой павильон, внутри которого был поставлен временный алтарь с некоторыми священными буддийскими атрибутами (изображение ступы и т. п.), устроены сиденья для монахов; от этого павильона тянулась на значительную длину, уходя и в соседнюю комнату, священная нить, за которую обычно держатся присутствующие на обряде во все время чтения священных текстов (своеобразный «провод» для непосредственной передачи благости). Читали они до самого утра, но не все из слушателей оставались в доме на это время. В числе разъехавшихся по домам были и мы (меня на обряд привез и опекал в чужом месте муж моей подруги), чтобы вернуться уже утром. Между прочим, муж подруги раскритиковал кого–то из монахов за то, что тот попросил одного из присутствовавших подать ему с подоконника тарелку с какой–то снедью, чтобы поставить ее внутри павильона. Собственно, весь «грех» заключался именно в слове «дайте» какого монахам по закону нельзя произносить (в том смысловом контексте, что они должны удовлетворяться тем подаянием, какое им преподнесут миряне по своему усмотрению и возможностям), хотя в данной случае монах «просил» не для себя. Когда мы приехали утром, уже собрались все 30 приглашенных монахов; они сидели на циновках на полу вдоль стен просторной комнаты на первом этаже дома. Уже при нас началось торжественное их угощение: посредине комнаты стоял длинный стол, покрытый белой тканью — там стояли сосуды с приготовленной пищей; члены семьи — мужчины разносили различные блюда и накладывали снедь в чаши (патры

) монахов. Там был, конечно, рис и различные кари и т. п. Монахи спокойно ели, не пользуясь ложками или другими столовыми приборами, но рукой, как это принято у всех на Ланке. На присутствующую иностранку особенно не реагировали. Мне позволили сидеть (на полу) совсем неподалеку от череды монахов, задавать вопросы, делать фотографии. Муж моей подруги снял и меня с противоположной стороны комнаты. Никого это не раздражало. Со своей стороны, я тоже показала, что немного знакома с обычаями: пришла на обряд в белой одежде. Со мной даже вступил в разговор сидевший неподалеку молодой монах, спросив, кто я, откуда и чем интересуюсь. После угощения со стола все убрали, поставили только пустую чашу и чайник с водой. Затем последовала раздача комплектов с одеждой и чашами для подаяний и прочими полезными вещичками для монахов. Потом во главе стола сели два монаха, они в какой–то момент начали переливать воду из чайника в чашу, сопровождая эти действия небольшой речью и пением, которое поддерживали все присутствовавшие монахи. Это было важнейшее ритуально–магическое действие — передача моральных заслуг (пин

, или пунья

), полученных присутствовавшими, прежде всего семьей устроителей обряда, в пользу умерших, предков, богов и прочих.

Теперь, наблюдая за окружающими, я сама смогла прочувствовать тот эмоционально–психологический настрой, какой создает у верующих совершение подобных церемоний. До этого я лишь читала некоторые описания в книгах, например, в рассказе талантливого сингальского писателя современности Гунадасы Амарасекары «Время»: