Будда и Моисей

И тут я с ужасом понял, что, обучая её французскому языку, сам затащил её в постель.

И опять перед моим внутренним взором возникло лицо отца Гонгэ, он как бы продолжал свою исповедь:

"Каждому из нас предначертана смерть. Какая она будет, как произойдёт? – Этого мы не знаем. А если бы знали, смогли бы уберечься от неё? Мне кажется, что Ричик, что-то предчувствовал перед смертью, когда он носился по клетке и ругался. Может быть, он знал, что умрёт этой ночью? Но не знал, как это будет. Убегая от смерти, в темноте он столкнулся с ней. А может быть, ему так опротивела эта жизнь, что он сознательно полез под тапочек моей сестры. Такая мысль приводит меня в ужас. Если так, то, значит, я виноват в его смерти. Правда, я не знаю, почему, но чувствую свою вину. Может быть, нам не стоит вольнолюбивых птиц сажать в клетки и приручать. От этого они становятся слабыми и беспомощными, такими как Ричик, который даже не научился летать. Таких птичек нам не стоит увозить из того климата, где они живут. Окажись он один на воле у нас, то замёрз бы зимой. Почему мы, люди, не думаем о таких вещах? Может быть, мы и птицы тоже живём в разных измерениях, которые проявляются в одном нашем физическим мире. И, похищая птиц из своей среды и погружая в своё измерение, не совершаем ли мы насилие над природой»?

И тут опять в голове у меня возник образ Натали перед наши расставанием и моим отъездом в Японию. Она смотрела на меня грустными глазами и долго молчала. Это случилось сразу же после моего сообщения ей о командировке.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она, – я не представляю, как буду жить без тебя. Ведь ты, как говорил Антуан де Сент-Экзюпери, несёшь ответственность за прирученных.

– Но ты же не цветок, – ответил я ей с некой долей легкомыслия, по своей глупости, – ты – вольная птичка. Если ты будешь цветком, то дождёшься меня, но если будешь птичкой, то в какую бы клетку я тебя не посадил, ты всё равно улетишь.

Когда я произносил эти жестокие слова, то заметил на её ресницах слезу. В сердце меня больно кольнуло.

"Я вспоминаю, как однажды летом я выставил их клетку во двор, – продолжал свои воспоминания отец Гонгэ, – и удивился их реакции. Они сидели притихшие и пугливые в закрытой клетке и молчали. Вокруг раздавался щебет птиц. К ним подлетали воробьи, переговариваясь между собой. А Ричик и Чарли сидели на своих жёрдочках словно застывшие. В ту минуту они вызывали в моём сердце нестерпимую жалость".