Будда

Ранняя индийская духовность действовала, при рассмотрении с сегодняшних позиций, как своего рода зажигание, которое почти одновременно вызвало одинаковые импульсы в Китае, Израиле, Персии и Греции. Это послужило для Карла Ясперса причиной назвать всемирно-историческую эпоху между VIII и V веками до н. э. осевым периодом, временем первого прорыва индивидуальной духовкой активности, которая, однако, привела, исходя из различных начал, к совершенно различным результатам — во всяком случае, к взглядам на мир, которые частично до сих пор определяют мышление и действия человека.

Скорее всего, мы никогда не сможем однозначно выяснить, идет ли речь о случайной одновременности начинающейся духовной активности в пяти далеко отстоящих друг от друга регионах или влиянии, проистекающем действительно из Азии. Но вне сомнения остается источник этого удивительного движения мысли в Северной Индии.

Этот источник уводит нас во второе тысячелетие до и. э., в то время, когда начался перелом, который, прежде всего на севере субконтинента, привел к разрушительным общественным последствиям. Одновременно он дал толчок для духовной активности, которая в Индии вызвала к жизни одну из новых литературных форм — упанишады, что буквально переводится сокровенное знание.

В то время, как народ продолжал довольствоваться жертвоприношением и религиозными ритуалами, хотя и очень страдал от этого экономически, самые активные из брахманов, а также кшатрии искали ответ на последние вопросы. Так возникла индийская философия.

Она началась с исследования смысла и цели традиционных жертвенных действий в честь богов.

Однако уже вскоре устремления лучших мыслителей вырвались из общепринятых оков религии и начали преследовать более общие, вызванные течением жизни цели. Соответственно различны упанишады и их сохранившиеся тексты. При этом в центр дискуссии выдвигаются два понятия: брахман и атман.

В многочисленных сочинениях ученые дискутировали об этих двух понятиях. Это подчеркивает трудность их объяснения. Представление о брахмане уходит корнями в ведийское время. Это — мировая душа, из которой вышли веды и которая стала позже богом Брахмой — Творцом вселенной, — который, как мы увидим, играет решающую роль и в легенде Будды.

С персонификацией брахмана идея сотворения мира приобретает образ, от которого, однако, Будда однозначно отмежевывается в своем учении.

Также и атман — индивидуальная душа — связывается с мыслью о творении и буквально означает творить, производить. Одновременно это — «сам»: Я или Ты — упапишад

, что означает самопознание, возникшее задолго до того, как Декарт во Франции написал свое: «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую»). В обоих высказываниях речь идет о человеке. Насколько они тем не менее далеки друг от друга, показывает дальнейшее развитие индийского мышления, сплетение в нем всего, что является полной противоположностью западноевропейскому рационализму.

И все же еще раз индийская и поздняя европейская философии сближаются в совершенно другой области постановки проблемы. Это связано с именами известных индийских мыслителей, живших до Будды. Это — Яджнавалкья и Уддалака Аруни, творившие во второй половине VII века до н. э. и представлявшие противоположные позиции в развитии индийской мысли и тем самым напоминающие нам о конфликтах в немецкой философии XIX века.

Яджнавалкья представлял субъективный идеализм. Мир для него существовал только как представление в пашем сознании, примерно как у Фихте. Уддалака продемонстрировал в одной из бесед со своим сыном Свегакету впервые в истории философии чисто материалистическую позицию. Он подчеркивает наличие существующего и признает таким образом мир, существующий не зависимо от нашего сознания.

Но история индийской мысли обошла молчанием его самого и его приверженцев. В карме и сансаре она разработала понятия эзотерического рассмотрения жизни, которые привели к направлению мысли, совершенно противоположному европейскому мышлению. Они стали основными понятиями круговорота перерождений, а также учения Будды. Последнее немыслимо без идеи перерождений, без них оно бы потеряло всякий смысл. Учение о перерождениях было началом типично индийского образа мыслей и веры задолго до Будды, оно и вне буддизма до сих пор является сокровищницей индийской религии.