Буддист-паломник у святынь Тибета

Поддерживая положение Г. Ц. Цыбикова по характеристике религиозной деятельности Цзонхавы, Б. Я. Владимирцов писал, что Цзонхаву скорее всего можно назвать реставратором буддизма или основателем новой секты «желтошапошников». В этой связи следует заметить, что в дальнейших буддологических исследованиях хорошее начинание Г. Ц. Цыбикова по изучению церковной деятельности и обширной религиозно-философской литературы Цзонхавы не было продолжено, хотя необходимость в этом в наши дни ощущается все более и более[2]. Такое исследование важно потому, что современные западные исследователи истории буддизма, склонные идеализировать отдельные события и личности из истории Тибета, зачастую выдвигают такие тезисы, как «буддийский ренессанс» в Тибете в период Атиши, Цзонхавы и т. д. Между тем до самого последнего времени наследие Г. Ц. Цыбикова по истории буддизма в Тибете не было подвергнуто объективной научной оценке, что в какой-то мере можно объяснить негативным отношением некоторых востоковедов к переводной монгольской литературе как к источнику по буддийской религии и философии.

Буддологическое наследие Г. Ц. Цыбикова является большим и разносторонним, в нем главными являются «Буддист-паломник у святынь Тибета» и «Лам-рим чэн-по». Многое из того, что было задумано, по ряду обстоятельств осталось не выполненным, в частности исследование «буддийской философии в том виде, как она вылилась в современном ламаизме».

Г. Ц. Цыбикова как исследователя буддизма в Тибете, Монголии и Бурятии отличало то, что он трезво и критически изучал эту религию, ее проявления в повседневной жизни народных масс, духовенства, в государственной политике. Характеризуя отрицательную роль буддизма в Тибете, Г. Ц. Цыбиков писал, что «содержание большого числа духовенства, малодоходность страны и почти полное отсутствие промышленности служат, по-видимому, причиной общей бедности простого народа». Так же критически оценивал он учение Цзонхавы и видел в нем одну из главных причин культурной отсталости массы стран Центральной Азии: «Само учение Цзонхавы… при отсутствии распространения других знаний, кроме богословских, послужило и служит к тому, что среди ламаистов очень мало распространено светское просвещение и идет численное уменьшение населения…».

Этот объективный взгляд Г. Ц. Цыбикова на роль буддизма в истории народов Центральной Азии, оформившийся в результате путешествия в Тибет (позднее и в Монголию), и исследования главного религиозно-философского сочинения Цзонхавы имели большое значение в укреплении позиций материалистического мировоззрения и научного атеизма в Бурятии. В этой связи следует заметить, что Г. Ц. Цыбиков при научной характеристике другой религии – шаманизма – стоял на позициях анимистической теории Э. Тейлора и подходил к вопросу преодоления шаманизма с позиции просветительства.

Г. Ц. Цыбиков был первым ученым России, который смог практически изучить лхасский диалект и говорить на нем, что давало ему возможность применить в книге «Буддист-паломник» транскрипцию тибетских слов и названий на основе лхасского произношения[3]

. Знание Г. Ц. Цыбиковым лхасского диалекта – тибетского разговорного языка пригодилось ему в период работы в Восточном институте во Владивостоке в должности профессора. В конце октября 1907 г. конференция Восточного института приняла решение открыть для желающих необязательный курс тибетского языка, а преподавание его было поручено молодому профессору Г. Ц. Цыбикову. Встретившись с «полным недостатком» учебных пособий и текстов для занятий, Г. Ц. Цыбиков в течение короткого времени составил «Пособие для изучения тибетского языка».

Однако открытие курса изучения тибетского языка в Восточном институте было достигнуто ценою больших усилий Г. Ц. Цыбикова, который еще в 1905 г. ставил вопрос об открытии кафедры тибетского языка для постановки преподавания языка, истории и этнографии Тибета. В своей докладной записке по этому вопросу он писал: «Нет надобности повторять непреложную истину, что для большей продуктивности сношений с народом нужно знание его языка и быта в широком смысле этого слова… Теперь выдвигается насущная потребность изучать язык и быт Тибета, учредив для сего особую кафедру тибетского языка… Кафедра монголоведения в значительной степени нуждается в знании Тибета, так как многие явления в жизни монголов необъяснимы без такого знания.

От тибетцев все монголы заимствовали религию, а некоторые из них и всю современную культуру… Я нахожу, что постановка изучения Монголии в Восточном институте не должна пренебрегать вопросом влияния на нее Тибета, а напротив, ей следует обращать постоянное внимание на развитие политических событий в жизни Тибета, поскольку они влияют на жизнь и настроение монголов. Ввиду сего преподавание монголоведения должно соединить с тибетоведением, но, конечно, в такой мере, чтобы второе не служило в ущерб продуктивности первого…».