Если бы «я» и психофизические совокупности были тождественны, невозможны были бы все эти подразделения на совокупности, элементы, источники и т. п.; все совокупности были бы одним целым [как само это «я"] . Или же, подобно тому, как имеются совокупности, элементы и источники, должно существовать и множество «я». Более того, когда, например, разрушается совокупность формы этой жизни, (То есть наше физическое тело. Примеч. отв. ред.) то также должно было бы разрушаться и «я». Следовательно, невозможно, чтобы «я» и совокупности были одним и тем же.
Далее, если бы «я» и совокупности были самодостаточны и отличны, то они были бы отличны в том смысле, что не зависели бы друг от друга. То есть, когда моё тело испытывает боль, это вовсе не значило бы, что боль испытываю «я», а когда мой желудок сыт, это не значило бы, что «я» сыт. Однако дело обстоит не так. Боль в моем теле означает, что «мне» больно и что страдание возникает в «моём» сознании. Таким образом, невозможно, чтобы «я» и психофизические совокупности были отличны и независимы.
Но помимо тождества или различия нет других способов сосуществования «я» и совокупностей. Ведь коль скоро имеется «я», которое, судя по видимости, обладает самобытием, оно должно быть или тождественно совокупностям, или отличаться от них. И нет другого способа их сосуществования, кроме одного из этих двух.
Из этого вытекает, что поскольку «я», которое так удобно представляется нашему уму как обладающее самобытиём, не тождественно совокупностям человека и не отлично от них, то такого «я» не существует вовсе. Если таким образом признать его несуществование, то понятно, что, с одной стороны, «я» каким оно представляется нашему уму не существует, но с другой стороны, «я» не является и полностью несуществующим. «Я» остаётся как условное обозначение, просто как наименование. Это условное «я», которое существует чисто номинально, может пользоваться источниками пищи и питья, может обладать вещами и использовать их, например одежду. Можно легко, без малейшей трудности представить себе это «я» этого странника в круговороте бытия, который занимается религиозной практикой и достигает освобождения.
Итак, оно свободно от четырёх крайностей, которые суть самобытие, полное несуществование, то и другое вместе, ни то ни другое. Нагарджуна в своем «Основополагающем тексте, называемом `Мудрость`» (XV.10) говорит:
«Существование» есть утвержденье вечности.
А «несуществование» воззренье нигилизма.
И ещё:
Ни существование, ни несуществование,
Ни то и это, ни ни то ни это.
Признав, что «я» свободно от четырёх крайностей и существует лишь в обозначении, то есть представляет собой просто наименование, мы тем самым признаем неявную безсамостность, относящуюся к «я», как основу безсамостности вообще. Затем следует распространить этот ход рассуждений и на все прочее, применить его к глазам и прочему, к внешним явлениям таким, как форма, звуки, вкусы и запахи и даже к самой пустоте. Путём рассуждения можно доказать, что все явления не имеют независимого существования.
Что же касается смысла того, что все явления не обладают самобытиём, то прежде нужно узнать о пустоте, изучая великие книги во всей их глубине; и тогда, в результате услышанного о пустоте от других, вырабатывается мудрость, возникающая из слушания. Затем, в результате многих размышлений о значении пустоты, вырабатывается мудрость, возникающая из размышления. Когда как следует овладевают медитативным сосредоточением на том смысле, в котором глубоко удостоверились, обретают мудрость, возникающую из медитации. Это происходит, когда ум становится необычайно сильным вследствие уже достигнутой безмятежности и благодаря сосредоточенности сознания на смысле пустоты. В это время вырабатывается блаженная подвластность ума и тела, точно так же, как при безмятежности. Разница в том, что в случае безмятежности блаженство подвластности ума и тела достигается силой сосредоточенной медитации, а здесь это вырабатывается силой аналитического размышления. Когда достигается соединение особого медитативного сосредоточения с блаженством такого рода, приходит особое прозрение. Поскольку такое особое прозрение возникает, когда объектом медитации служит пустота, то данное медитативное сосредоточение и есть союз безмятежности и особого прозрения, постигающего пустотность.
На этом этапе появляются признаки пути применения, о котором говорилось выше. Затем, когда впервые осуществляется непосредственное постижение пустотности, обретается путь видения, и шаг за шагом устраняются препятствия врожденные и интеллектуальные. В конечном итоге становится возможным полностью и окончательно преодолеть как препятствия скверн и препятствия к всеведению, так и их скрытые потенции.