Будет День

Впрочем, слово "секс" еще не успело стать общеупотребительным, и, следовательно, влияние Ольги Агеевой на новую Кайзерину Альбедиль-Николову тоже не было исчезающе малым. Баронесса и думала, порой, совсем не так, как раньше, и знаниями оперировала явно не имеющими никакого отношения к "кузине Кисси".

Она сделала еще глоток и с разочарованием обнаружила, что коньяк закончился.

"Тридцать грамм? — спросила сама себя. — Ну, никак не больше. Можно и повторить".

— За жизнь! — провозгласила тост. — За нашу чудесную жизнь, сколько ее ни будет!

И это тоже была правда, которую следовало однажды сформулировать, чтобы "услышать" и удивиться. И в самом деле, где-то глубоко в подсознании она понимала, что "подписалась" играть в крайне опасные игры. Ее ведь запросто могли убить или схватить в Париже 13 февраля. Могли, но не убили, из чего отнюдь не следовало, что не убьют в следующий раз, когда бы и где этот "раз" ни состоялся. Во всяком случае, такая вероятность существовала. И вот теперь — сегодня, сейчас — она себе это сказала, что называется, вслух. Сказала и крайне удивилась собственной вполне парадоксальной реакции. И Кайзерина — настоящая австриячка, — и Ольга, были порядочными трусихами, а вот новая Кейт умела смотреть на жизнь трезво и не бояться того, что неизбежно. Минус на минус… дали новое качество. Теперь опасность бодрила кровь и заставляла с жадной исступленностью любить жизнь, "данную нам в приятных ощущениях".

— Прозит! — она сделала еще один глоток, швырнула в пепельницу окурок пахитосы и вытащила из портсигара новую.

"Сегодня можно, — решила она, закуривая. — Сегодня у нас вечер разоблачения чудес!"

Ей предстояло "разоблачить" еще два "фокуса", — "Чего я хочу от жизни?", имея в виду суть собственного существования в данном теле и в этом

времени; и "Баст фон Шаунбург какой он есть". И она их разоблачила еще до того, как вернулась из своего похода Вильда.

Жена Баста принесла две новости. Она все-таки не беременна, — "И слава богу!" — внутренне обрадовалась Кейт, — а ближайший удобный для них поезд на Берлин отходит в половине девятого вечера.

— Вот и славно! — улыбнулась Кайзерина, примеривая мысленно, как шляпку или меховое манто, имя Екатерина. — Забеременеть ты еще успеешь, а поезд в половине девятого — это просто замечательно. Пообедаем без спешки, спокойно соберемся, и на вокзал.

— Ты тут не много ли выпила? — нахмурилась Вильда, начинавшая время от времени заботиться о Кейт, как старшая сестра о непутевой младшей.

— Грамм сто пятьдесят, я думаю, — нахмурив лоб, как бы в попытке вспомнить точно, отчиталась Кайзерина и ничуть не соврала. Именно сто пятьдесят плюс-минус двадцать грамм. Сущая мелочь, учитывая плотный завтрак и отсутствие работы повышенной сложности. Стрельбы по бегущим "кабанам" например…. с четырехсот метров и без оптики.

— А… — по-видимому, что-то в интонации Кейт смутило Вильду, но она не могла знать, разумеется, что процесс осмысления "подспудных интенций" мог сжечь и поболее полутора сотен граммов алкоголя.

— Ничего, Ви, — успокоила ее Кайзерина. — Все в порядке. Мне просто надо было кое-что обдумать.

— Обдумала? — подозрительно прищурилась Вильда.

— О, да! — улыбнулась Кейт. — И знаешь, к какому выводу пришла?

— Нет, — покачала головой Вильда, вглядываясь в лицо баронессы Альбедиль-Николовой, словно надеялась прочесть там — в ее глазах или чертах лица — все те тайны, которые Кайзерина не считала необходимым озвучивать.

— Жизнь прекрасна! — объяснила Кейт и счастливо засмеялась.

* * *

Удивительно, насколько прилично, оказывается, может выглядеть "покойник" через три месяца после своей безвременной кончины.

"Люкс!" — не без циничной иронии констатировал Виктор, бросив беглый взгляд в зеркало. Но на самом деле отражение пришлось ему по душе: он выглядел даже лучше, чем можно было ожидать, но главное — именно так, как хотел бы сейчас выглядеть. Впрочем, возможно, все тривиально объяснялось состоянием души или, иными словами, настроением.