Личный состав нашего батальона продолжал самоотверженно трудиться, обеспечивая медицинской помощью воинов наревского плацдарма. Благодаря хорошей организации дела результаты лечения были высокими. Из двадцати восьми человек, прооперированных по поводу проникающих ранений в живот, умерло двое от прогрессирующего перитонита, который неизбежно осложнял этот вид ранений. Один скончался через двадцать суток после операции от множественных тонко-кишечных свищей. Остальные, пробыв у нас в госпитальном взводе по 12 суток каждый, были эвакуированы в госпиталь в хорошем состоянии. Такие результаты лечения этой категории раненых встречались нечасто, и мы связывали их с быстрым выносом пострадавших с поля боя, своевременной помощью раненым в полках и эвакуацией в медсанбат, что позволяло оперировать их в кратчайшие сроки. Влияли на исход дела противошоковые мероприятия и полноценное лечение в послеоперационный период.
Мастерство наших хирургов, неизмеримо выросшее за годы войны, позволяло в каждом случае выбирать наиболее благоприятный оперативный доступ, проводить щадящие ревизии органов и оперативное воздействие на их поврежденные отделы.
В середине сентября 1944 года у нас наступило относительное затишье. Пользуясь этим, мы решили проанализировать деятельность полковых медицинских пунктов, чтобы выявить и популяризировать положительный опыт. В такие периоды, когда работы становилось меньше, мы нередко собирали медиков полкового звена и проводили с ними занятия. Врачей брали и на стажировку в медсанбат.
Оживилась учеба и в самом медсанбате. Заботились, конечно, не только о врачах, не забывали мы и о сестрах, санитарах. Штудировали директивные и методические указания по вопросам военно-полевой хирургии, решения некоторых пленумов ученого совета Главного военно-санитарного управления. К сожалению, они поступали к нам далеко не систематически. Очень мало было и периодических изданий по медицинским специальностям.
В эти дни ко мне в землянку неожиданно вошел пропыленный и усталый капитан, с которым мы виделись при встрече с моим братом. Он сообщил мне, что части 161-го укрепрайона будут занимать оборону на стыке с правым флангом нашей дивизии, у города Пултуска, и брат со своими связистами на подходе, просил быть на месте.
И вот, когда перевалило за полночь, появился Алексей. Необыкновенно радостны встречи с родными и близкими на фронте! Мы обменялись последними новостями из дому, Алексей рассказал о своей семье. Особенно радовался тому, что его десятилетнего сына зачислили в суворовское военное училище. Проговорили, как и прошлый раз, всю ночь, а рано утром, попив чаю, расстались. Я в тот же день написал письмо домой, маме и сестре, а также отцу о встрече с Алексеем.
Затишье продолжалось до первых чисел октября. 4-го бои возобновились с новой силой. Противник бросил против наших частей на плацдарме свыше 300 танков вместе с пехотой, но решающего успеха добиться так и не смог. 19 октября наши войска провели наступательные действия с целью восстановления положения и расширения плацдарма. Затем снова установилось затишье, в период которого раненые поступали к нам гораздо реже, причем в основном это были пострадавшие от артиллерийских обстрелов или подорвавшиеся на минах с травмами стоп. Число их не превышало 20–30 человек в сутки. И все же мы забили тревогу — ведь многим приходилось ампутировать стопы ног.
Я расспросил каждого находившегося у нас на лечении раненого и доложил дивизионному врачу Ю. А. Боголюбскому свое мнение:
— Видимо, плохо обозначены и почти совсем не охраняются наши минные поля.
— Об этом надо доложить командиру дивизии, — сказал он.
Боголюбский взял меня в поездку с собой. Гвардии генерал-майор В. Л. Морозов встретил нас в землянке. Он завтракал и гостеприимно пригласил к столу. Мы поблагодарили, ответив, что уже подкрепились в медсанбате.
— Тогда выкладывайте, зачем прибыли.
Боголюбский кивнул мне, и я рассказал обо всем.
И сколько же у вас таких раненых? — поинтересовался комдив.
— Около семидесяти человек… Это с ампутированными стопами.
Морозов повернулся к связистам:
— Свяжите меня немедленно с дивизионным инженером! — И когда тот ответил, приказал ему срочно прибыть на командный пункт.
Попросив меня еще раз повторить свой рассказ при дивизионном инженере, генерал приказал тому организовать надежную охрану минных полей и проверить их обозначение на местности. Нас же отпустил не сразу. Комдива интересовали многие подробности нашей работы. Меня даже удивило, что многие вещи он хочет знать до тонкостей. В частности, спросил, как я добиваюсь того, чтобы избежать ошибок при операциях, как удается не повредить важные органы, нервы, сосуды.
Пришлось пояснить, что помогают твердые знания анатомии и практические навыки, которые совершенствую постоянно. Если же хирург и допустит ошибку, повредит какой-то второстепенный орган или сосуд, он вполне в состоянии тут же исправить это.
Набравшись смелости, спросил у Василия Лаврентьевича, почему все это его так интересует.