Читаем «Будет жить!..». На семи фронтах полностью

Я должен был сам во всем спокойно разобраться. Взрыватель заклинило намертво. Что предпринять? И тогда я сделал то, что категорически запрещается всеми руководствами: просунул острый конец финского ножа между корпусом мины и чекой взрывателя, удерживающей боевой стержень во взведенном положении, и потянул рукоятку ножа на себя. Но взрыватель не поддался и этому усилию. Вместо того чтобы оставить мину в покое, я еще сильнее потянул на себя рукоятку ножа. И чека переломилась. И именно в том месте, где она проходит через отверстие бойка. Однако под воздействием боевой пружины она удерживалась в отверстии, хотя ее концы медленно сближались, становясь похожими все более и более на хвост ласточки.

Через доли секунды мог последовать взрыв. И в эти доли секунды я успел выпустить из руки нож и схватиться пальцами за выступающий конец бойка. В ту же секунду из отверстия, в котором находилась чека, выпали обе ее половины, и теперь боек во взведенном положении я удерживал только двумя пальцами. А сильная пружина буквально тянула его из рук. Пальцы начали неметь. Но мое сознание работало четко: я медленно, чтобы не допустить удара, освобождал боек, пока не почувствовал, что он уперся в капсюль детонатора. И нервы сдали: я весь покрылся холодным потом, ноги в буквальном смысле подломились, и я сел рядом с миной на холодную землю. Руки не слушались, я никак не мог сделать самокрутку: табак просыпался. Лишь закурив, успокоился и смог уже спокойно рассуждать.

Передо мной лежала боевая снаряженная мина, которая стала опаснее, чем раньше, так как острие ударника теперь упиралось в капсюль взрывателя. И достаточно было самого легкого удара по выступающему наружу концу ударника, чтобы произошел взрыв. Нет, нельзя в таком состоянии оставлять мину. С ней надо что-то делать. А что? И решение нашлось. Еще раз осмотрев мину, удостоверился, что ее деревянный корпус, сбитый на скорую руку из узких, плохо обработанных и даже не покрашенных планок, еле держался. Разбухшие от сырости планки заклинили и взрыватель, и откидную крышку мины. Короче говоря, теперь передо мной лежал ящик, начиненный смертью. Можно попытаться вновь оттянуть ударник взрывателя в первоначальное положение и закрепить его в этом положении новой чекой, запас которых всегда имелся у минеров. Но после пережитого я не решался прикоснуться к взрывателю. Оставалось одно: попытаться вынуть из мины взрывчатку, оторвав планки крышки, а потом уже изнутри обезвредить взрыватель. На этот раз мне повезло: первую планку удалось с помощью все того же ножа отделить сравнительно легко. Но в образовавшееся отверстие рука не входила, удалось лишь разглядеть, что первый ряд толовых шашек в полном порядке и вынуть их можно без особого труда, если отделить и вторую планку, что я и сделал. Теперь я мог уже свободно вынимать шашки из корпуса мины. Извлек первый их ряд. Вижу, в одну из толовых шашек второго ряда вставлен капсюль-детонатор взрывного механизма. С большой осторожностью отделил шашку от детонатора, а затем детонатор от взрывателя. И хотя последний ряд шашек извлечь не удалось, мина как таковая больше не существовала. Наконец-то все! И только теперь я почувствовал такую усталость, что с трудом поднялся на ноги. Поединок со смертью удалось выиграть. Огляделся. Все с волнением наблюдали за мной.

— Почему не работаете? Кто вам разрешил устроить каникулы? Кто сколько снял мин? — спросил у своих подопечных.

Никто не двинулся с места. Обучаемые, переступая с ноги на ногу, смущенно молчали. Потом тот, чья мина досталась мне, спросил:

— Товарищ капитан, мы заметили, что что-то произошло… Если не секрет, что?

— Какой уж тут секрет… Я поторопился, допустил ошибку, от которой, дорогие мои товарищи, предостерегаю вас…

И я рассказал, как все произошло и в чем была моя ошибка. Все же я не удержался от того, чтобы не рассмотреть этот проклятый взрыватель. Оказывается, в том месте, где чека проходила через отверстие боевого стержня, от постоянного увлажнения образовалась коррозийная шейка, где и обломилась чека, когда я поддел ее ножом.

С какими только минами нам не приходилось встречаться в годы войны… Но об этом рассказ в последующих главах.


В начале 1943 года стратегическая инициатива на Северном Кавказе полностью перешла в наши руки. Линия фронта отодвигалась на запад. Еще в конце января она пролегала по рубежу станиц Егорлыкская, Белая Глина, Ново-Александровская, Армавир, восточнее станицы Лабинская, а к концу марта эти населенные пункты уже остались у нас далеко в тылу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары