Будильник в шляпной картонке

– Вот именно! Это означает, что он или она опасаются, что я что-то найду. Разве ты не видишь, милая, что останавливаться мне никак нельзя?

– Даже если я тебя попрошу?

– Но как я могу? На кону жизнь женщины!

– На кону твоя жизнь, и для меня это гораздо важнее.

– Благослови тебя Бог, милая, но если я сейчас отступлюсь, из одной трусости отступлюсь, и ее повесят, мы всю жизнь спать спокойно не будем.

– Нет, я бы ее забыла.

– Ты – да. Но я не смогу. Не усложняй мне жизнь еще больше. Ладно, милая? Представь, в конце концов, что я был бы солдат. Нас бы разлучили, я бы рисковал своей жизнью. Это такая же работа, не сделать ее нельзя. Я ведь не сам вызвался в присяжные заседатели, но раз это произошло, я не могу избавиться от ответственности.

– А как же это? – Она постучала пальчиком по письму.

– Видимо, на этот риск мне придется пойти. И если я и раньше был настроен решительно, то сейчас просто вдвойне.

– Значит, даже ради меня…

– Милая, я же все объяснил. Я не могу.

Двадцать четыре часа спустя пришло второе письмо, также без подписи. На этот раз адресовано оно было мне, а на конверте была местная почтовая марка. «Помни, что благоразумие – лучшая часть доблести, и пока можешь, уноси ноги». Бумага была такая же, как и в первом письме, и шрифт тоже.

Я пошел к Банти показать ей письмо.

– Интересно, много ли пишущих машинок у нас в городе, – сказала она.

– Думаю, много. Конечно, тот факт, что на конверте местная марка, ни о чем не говорит. Наклеить ее могли для отвода глаз. Может, письмо совсем не из Марстона.

– Возможно. И все-таки… – Я видел по ее ясному взору, что она сосредоточенно думает, но не стала говорить о чем, объяснив: – Я хочу помочь тебе, Ричард, а не сбить с толку.

– Обещай мне, что не будешь вмешиваться, – попросил я. – Только этого не хватало!

– Я уже вмешалась, – безмятежно сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не можешь вмешаться во что-то и оставить меня позади.

Вот что с ней поделать, с такой девушкой!

Корреспондент наш, однако, не унимался. В конце недели он прислал третье письмо, опять адресовав его Банти.

«Передайте своему приятелю, что у него всего двадцать четыре часа на то, чтобы переменить решение».

Банти разволновалась:

– Неужели ты не видишь, Ричард, кто бы это ни был, он ни перед чем не остановится. Ты должен сдаться. Мертвый, ты миссис Росс ничем не поможешь.

– Неужели ты не видишь, – с равной силой возразил я, – что это блеф? Сдаться! Еще чего! И вот сдамся я, предположим. Как он тогда, наш приятель, об этом узнает? Поверь мне, милая, это блеф и ничего больше!

– Но почему?

– Потому что я опасен. Потому что, возможно, я на пути к разгадке. Вот почему.

– Что мне за радость от того, что ты на пути к разгадке, когда этот путь приведет на кладбище! – воскликнула Банти.

– Ну не могу я сейчас сдаться, – вздохнул я. – Ты должна это понять.

– В таком случае изволь провести следующие двадцать четыре часа здесь, при мне!

– И рисковать тем, что ты тоже получишь пулю в голову? Нет, милая моя, ни за что.

– Ты, наверное, очень много о ней думаешь, о миссис Росс, – заметила Банти, впервые выказав подозрения.

– Ну не о себе же мне думать, и хотел бы я знать, как ты сама на меня посмотришь, если я брошу сейчас это дело вопреки своим убеждениям и только потому, что мне угрожают!

В общем, планов своих назавтра я не поменял. Как собирался поехать в Лондон посоветоваться с Круком про письма, так и поехал.

«Вряд ли он особо расстроится, если меня подстрелят, – подумал я. – Скажет скорее всего, что сам виноват, дескать, не лез бы лучше на авансцену. Гонорар – вот единственное, что волнует его по-настоящему».

В тот день я немало времени провел на публике. Никто не угрожал моей безопасности, хотя я, что называется, многих задел плечом. При этом я заметил, что подсознательно тяготею к людным местам, не срезаю путь и не задерживаюсь в пустынных проулках. Банти со мной обедала, а потом мы пошли в кино. Вечер, однако, не удался. Банти была рассеянна, разговор поддерживала вяло, фильм смотрела без особого интереса. Считала, что враг под боком и трагедия может случиться в любой момент.

– Да ведь это не фильм про гангстеров! – не без раздражения заметил ей я. – Мы в Англии, где идет двадцатый уже век!

– И случаются самые удивительные вещи, – не без сарказма подхватила она.

После кино мы пошли выпить чаю в знаменитый паб «Серый гусь», где, как утверждают, скрывался Карл Второй, когда был в бегах. Там роскошная дубовая лестница и дверь в несколько дюймов толщиной с тяжелым засовом, а под крышей вам покажут чулан, в котором водится привидение. Легенда гласит, что в чулане прятали таинственное дитя, которому предназначено было стать наследником трона, но придворного, который его охранял, зарубили, прежде чем он успел открыть правду, и лишь много времени спустя под дверью нашли полусгнившее тельце. Эта печальная история еще больше усугубила настроение дня. Банти вбила себе в голову, что мне в тот чулан заходить опасно, и отказалась подняться хотя бы взглянуть на него.

– Но ведь никто не знает, что мы собирались сюда зайти! – уговаривал я тщетно.