Будни

Все эти звуки и запахи Анна Кирилловна уже знала, они ей не мешали. Знала она, что сейчас в Таниной комнате погаснет свет и будут зажжены около постели две свечи.

«Бедная девочка», — подумала Анна Кирилловна.

Она намеревалась думать дальше, но тотчас заснула.

Утром, поднявшись на работу раньше Тани, Анна Кирилловна увидела на кухонном столе две грязные тарелки с остатками еды — со скорлупой от крутых яиц и шкурками колбасы, две рюмки и пустую бутылку. Бутылку Анна Кирилловна поставила в ящик — там их стояло с десяток, все не было времени сдать в магазин, — а тарелки перемыла, покуда вскипал чай.

Поднялась и Таня. Проходя в ванную, сказала:

— Доброе утро, мамуля.

В ванной она была долго, Анна Кирилловна успела позавтракать без нее. Дочь вышла, когда мать надевала пальто.

— Забыла тебе вчера сообщить, — улыбаясь, сказала Таня. — Сегодня к нам переедет Алеша. Только, пожалуйста, не задавай мне никаких вопросов.

— Ты счастлива? — спросила мать.

— Ну конечно, мамуля.

Они поцеловались. От Тани пахло табаком.

В трамвае Анна Кирилловна подумала, что надо заказать третью пару ключей от квартиры для этого Алеши, хотя лучше бы немного погодить. Был как-то года два назад случай, когда ключи они вручили сразу, и зря: замужем Таня пробыла месяца три, не более. Сложные и неудачные отношения дочери с ее мужьями Анна Кирилловна пыталась постичь, но это ей не удавалось. Ее собственный опыт был невелик — единственный муж Анны Кирилловны погиб в войну почти тридцать лет назад, память уже растеряла подробности их жизни, да и прожили они вместе недолго.

Работа библиотекаря приучила ее доверять книгам, в особенности в вопросах любви, и многочисленные романы, чтением которых она увлекалась, смешали ее представления о действительности. И вместо того чтобы раздражаться на авторов книг, неверно изображающих человеческие отношения, Анна Кирилловна сердилась на мужчин, друзей ее дочери, которые вели себя совсем не так, как это было предписано литературой.

День выдался в библиотеке длинный и суетливый: сперва пришлось стоять на обмене, сотрудники института толпились у барьера, бродили у полок в обеденный перерыв, и Анна Кирилловна беспокоилась, не пропадет ли снова томик Сименона. Особенно бдительно она посматривала на преподавателя истории Студенцова. Бесстыдство, с которым он таскал из библиотеки книги, было неописуемо. Студенцов знал, что Анна Кирилловна ему не доверяет, посмеивался над ней за это и, уходя из читального зала, сам подносил ей свой толстый портфель, раскрывал его и, окая, просил:

— Обыщите.

Он стоял перед маленькой седой Анной Кирилловной крупный, нахально-обаятельный, с большими свежими зубами, лохматый.

— Обыщите, мадам, — просил он.

Это он стал проделывать после того, как однажды Анна Кирилловна, пунцовея от стыда, тихо сказала ему:

— Иван Герасимович, в прошлый раз вы случайно унесли с собой «Женщину в белом», не записанную в ваш формуляр. Верните ее, пожалуйста.

Она думала тогда, что в ответ на это он смутится, расстроится или станет возмущаться. Однако Студенцов захохотал и спросил:

— А как же вы заметили, мадам? Я же завернул ее в газету…

Книгу он тогда вернул, но с тех пор систематически терял другие книги, чаще всего детективы, а взамен притаскивал всякую макулатуру. Сегодня он вернул все, что за ним числилось, но слишком уж долго вертелся у стеллажей.

После обмена, затянувшегося до трех часов, она налаживала выставку новинок. Ничего из этих новинок она еще не читала, но, бегло ознакомившись с краткими аннотациями, рекомендовала их читателям. К своей профессии Анна Кирилловна относилась без лишнего интереса. Библиотечного образования Анна Кирилловна не имела, нужда загнала ее на эту работу. Уже лет шесть, как она могла выйти на пенсию, но судьба тридцатилетней дочери все не складывалась, денег постоянно не хватало.

Несмотря на то что Анне Кирилловне было за шестьдесят, она все еще жила, как в молодости, рассчитывая на какой-то удачный неожиданный случай: на крупный выигрыш по лотерейному билету, на внезапно умершего богатого родственника где-нибудь за границей, да и бог его знает на что. Ей казалось, что судьба ошиблась, обделив их с дочерью — двух хороших женщин, — и непременно постарается как-нибудь исправить свою глупую ошибку. Это постоянное подспудное ожидание случая порой утомляло ее, и тогда Анна Кирилловна впадала в отчаяние: ей ничего не хотелось делать, она лежала после работы у себя на диване, жевала конфеты, чтобы сбить аппетит, и читала романы. В квартире становилось пыльно и грязно. Таня убирала только по вдохновению, когда на нее вдруг накатывала крутая волна аккуратности. И тогда она мыла, чистила, била посуду и стекла, вышвыривала на помойку нужные и ненужные вещи.

Они жили слаженно, любя друг друга и ничего не скрывая друг от друга, однако Анне Кирилловне приходилось больше стараться для этой слаженности, нежели Тане. Мать немного побаивалась дочери, боялась ее внезапно возникающей резкости, даже грубости, боялась она и своего одиночества, которое могло бы возникнуть, если бы эта слаженность нарушилась.