Будни и праздники

Неожиданно, словно ей шепнули на ухо, девушка резко повернулась, и взгляд ее, закипая гневом, встретился с глазами Леки. Сильным движением головы отбросив за спину тяжелые от воды волосы, даже не пытаясь прикрыться, она пристально смотрела в его глаза. И Лека, забыв о совершенстве прекрасного тела, видел только ее окаменевшее в презрении некрасивое лицо. Этот миг был долог. Потом Лека отшатнулся.

— Хороша? — с интересом разглядывая его, спросил Леонид Петрович.

Старательно намыливаясь, Лека не ответил.

…Позже, когда они лежали в постелях, неожиданно для Леонида Петровича, он задумчиво произнес:

— Какая красивая! Как олень… Или цветущий кустик весной!

— Из которого фармакологическая промышленность добывает некое лекарство? — уточнил Леонид Петрович. — Браво, прелестный Лека!.. К слову — будь у тебя полная возможность стать тем, кем пожелаешь, какую судьбу определил бы ты себе — покорителя космоса, артиста, министра какой-то промышленности, писателя, полководца?

— Ну, для всего этого нужны выдающиеся способности, которых я за собой не чувствую, — честно признался Лека. — Но не всем же быть выдающимися людьми! С моей профессией тоже можно приносить пользу.

— Та-ак… Иного ответа, доблестный фармаколог, я и не ожидал… Но вернемся к нашему барану. Итак, вместо того, чтобы по-здоровому захотеть привлекательную дамочку, представшую перед тобой во всем естестве, ты узрел в ней представительницу флоры и фауны. Слушай, возможно, ты ненормален… кое в чем?

Леонид Петрович скрипуче рассмеялся.

— Почему вы меня оскорбляете? — звонко спросил Лека. — Я самый обыкновенный, естественный человек…

— Нет, ты не обыкновенный! — возвысил голос Леонид Петрович. — И я это докажу!.. В наш век, когда сложнейшие явления действительности наука раскладывает по полочкам, отношения между людьми предельно ясны. Я подразумеваю физиологию. Все элементарно! Например, при помощи обыкновенных хирургических инструментов из гомо сапиенса вытаскивают его собственное, родное сердце, вместо которого вставляют чужое. Понимаешь ты — чу-жо-е! Не смешны ли в подобной ситуации болтовня о «сердечной любви», намеки на «сердечный трепет ожиданья» и прочий отживший свое слюнявый бред?

— Вы никогда не любили! — почти ненавидя сейчас этого человека, выкрикнул Лека. — Поэтому вам смешно!

— Молокосос! — шелестящим шепотом начал Леонид Петрович, но с каждым новым словом голос его становился громче и как-то зловеще задребезжал. — Если бы ты знал меня в то время, когда мы могли говорить на равных! Но с тех пор прошла вечность…

В комнате было темно, однако Лека увидел, что Леонид Петрович сел в постели. Казалось даже различимым выражение его глаз — расширившихся, нестерпимо блестящих. И Леку охватил страх, потому что он понял: дружбе с Леонидом Петровичем пришел конец…

Оба молчали. Тишина, распухая, заполняла комнату. Не в силах перенести ее нарастающего давления, Лека сказал в темноту:

— Леонид Петрович! Извините, если я… Но ведь и вы неправы! Разве не существует светлых человеческих чувств? Почему вы не верите в них?! Главное, что в людях было, есть и будет — хорошее!

Лека торопился, боясь, что Леонид Петрович вот-вот перебьет его. Однако, замкнутый в необъяснимом молчании, тот даже не шевельнулся. Осознавая, что Леонид Петрович неуязвим, Лека упавшим голосом закончил:

— Если бы основу людей составляло дурное, они давно уничтожили бы друг друга. Но человечество непрерывно совершенствуется, хотя у каждого члена общества есть какие-то недостатки… Ведь жизнь — это… это замечательно! Голубое небо, водопад в горах, любимая работа, цветущие урючины на Чимгане, беседа с настоящим другом — разве не радость?! А настоящая любовь есть. И будет всегда!

— Весьма тронут, уважаемый Лека, вашим стремлением меня перевоспитать, — пробормотал Леонид Петрович. — Урючины, водопад… Вы убедили меня… Как вас по батюшке?

— Дмитриевич.

— Так вот, Лека Дмитриевич. Вы убедили меня в том, что я глупею. Свидетельство тому — непростительно долгие разговоры с вами. Но, коли уж делаешь ошибки, их следует исправлять! Выражаясь любезным вам высоким штилем, скажу так: вы наскучили мне. Точней, надоели. Полагаю, юный кабальеро воспримет это как прогноз наших дальнейших отношений…

Предоставленный самому себе, Лека по-настоящему затосковал. Он настолько привык постоянно находиться под руководством и попечением Леонида Петровича, что первые два дня не знал, чем заполнить время, которое, кажется, замедлило размеренный ход. Побаливало сердце. Врач объяснил: результаты лечения скажутся лишь через несколько месяцев. Но все равно было Леке со всех сторон неважно…

Приближался Новый год. Думая об этом, Лека малодушно сетовал на судьбу, разверзнувшую пропасть между ним и Леонидом Петровичем накануне такого праздника.

* * *

А вечером тридцатого декабря произошло событие, в которое даже за пять минут перед ним Лека не смел бы поверить…