Будни имперской разведки

– Господа, как вы думаете, может быть нам стоит расположиться вот на том острове – я махнул рукой в его сторону, – и устроить себе отдых? Если я не ошибаюсь, во время прилива он будет отделен от суши, и мы сможем устроить себе передышку, не опасаясь нападения надоедливых зомби. А уже потом решим, в какую сторону теперь следует двигаться.

Предложение было признано гениальным. Шеф так шумно радовался, что стало понятно – он держится на одном только упрямстве, и необходимость искать дорогу к городу чуть не стала для него последней каплей. Что до леди Игульфрид, то она даже не проснулась, когда мы остановились, и, похоже, собиралась спать и дальше. Ее не стали будить – так и вели в поводу до самого места стоянки. Остальные нашли в себе силы спешиться, и по узкой косе двигались цепочкой, ведя лошадей в поводу.

Я, воспользовавшись своим авторитетом, отправил эльфов разводить костер и обустраивать лагерь, а сам на пару с Ханыгой остался контролировать перешеек. Можно было возложить эту обязанность на крысодлака, но я просто постеснялся так поступить, очень уж он выглядел усталым. Мне было бы стыдно отдыхать, зная, что бедный зверь, который вообще-то привык бодрствовать только треть суток, охраняет мой отдых. Гоблин, похоже, прекрасно догадался о моих мотивах, и остался рядом, руководствуясь аналогичными соображениями, но уже в отношении меня.

Странно, но до самого отлива мелкие твари нас почти не беспокоили. Мы просидели уже несколько часов, и за это время на перешеек выскочило всего несколько штук, хотя я был уверен, что их еще очень много. И времени, чтобы собраться большой стаей у них было предостаточно. Так что бороться приходилось больше с усталостью, чем с реальным врагом. Тем не менее, я никак не мог успокоиться, и потому, когда заметил первые признаки начинающегося прилива, не выдержал, и, поручив гоблину заботы о крысодлаке (тот все никак не мог успокоиться, и порывался отправиться со мной), отправился на материк. К счастью, расстояние от острова было совсем небольшим, и это спасло мне жизнь. А также то, что я позаботился снять ботинки и меч, рассчитывая, что могу оказаться в воде.

Я совершенно спокойно вышел на берег, и решил немного осмотреться. Однако стоило мне отойти от линии прибоя на сотню шагов, как я заметил, что редкие островки травы в нескольких шагах передо мной шевелятся от массы мертвых тел. Ровный слой пепла был скрыт под шевелящейся массой, и как только я пересек какую-то воображаемую линию, вся эта масса потекла в мою сторону.

Несмотря на усталость, бежал я очень быстро. Думаю, в соревнованиях по бегу среди разумных, проскакавших до этого несколько десятков часов без сна, я бы занял первое место. Очень помогало то, что наиболее хорошо сохранившиеся твари вырывались вперед, и повисали у меня на одежде, забирались под куртку и в штаны, и уже там спокойно начинали завтракать. Мне хватило ума не бежать на перешеек – Ханыга мог бы и не справиться с такой лавиной в одиночку, хотя перешеек в самом узком месте уже почти скрылся под водой. Я бросился вплавь. Основная масса тварей за мной не последовала, но несколько штук, те самые, что уже находились под одеждой, с удвоенной силой принялись жрать меня заживо. Я кое-как стянул с себя куртку и штаны, наглотавшись воды в процессе, остервенело срывал обезумевшие тушки с себя и отбрасывал как можно дальше. К счастью, плыть они не могли. К сожалению, из меня в тот момент пловец был тоже никакой. Я никак не мог заставить себя бросить одежду и пояс с оружием – это у меня уже на уровне инстинктов. Вероятно, я бы так и потонул, не справившись с жадностью, но тут рядом появился гоблин.

Он вырвал одежду у меня из рук, свернул ее в неаккуратный комок и сунул под мышку. Другой рукой он схватил меня за волосы, заставил перевернуться на спину, и в таком виде отбуксировал на сушу.

Я с трудом выполз на песок, и уже готовился потерять связь с реальностью, но тут Ханыга разразился такой грязной бранью, что я от удивления даже немного пришел в себя. Общий смысл его речи заключался в том, что я безмозглый идиот, что идти в опасное место после такой скачки и без подстраховки было чрезвычайно самонадеянно, и что если мне так уж хочется покончить с собой, мой святой долг выбрать такое время, чтобы это произошло не на его глазах. Сказано все было в таких выражениях, что шеф, наш признанный лидер в бранном выражении мыслей, если бы слышал съел бы от досады собственный шлем.