Будни рэкетиров или Кристина

– Счастье конечно не в деньгах, – продолжал он, беря ее под локоть. – Только, как ты считаешь, свой дом легче с нуля строить, или, когда кое-что за душой есть? Фундамент, например? Я ведь о нас думаю…

– Андрюша, – попросила Кристина. – Давай не будем. Мне с тобой хорошо. Я куда счастливее в этой тесной гостинке, чем год назад, когда у меня были и деньги, и большая квартира. Возможно, у меня не было главного. А теперь есть, понимаешь? В сравнении с этим все остальное кажется такой ерундой.

– Ладно, – пробурчал Андрей. – Пускай Бонасюк живет, кум королю, а мы будем лбом стены пробивать. У верблюда два горба потому, что жизнь борьба. Сегодня в меня стреляли. Промазали. А завтра могут и попасть. И, нету нас с тобой. Понимаешь? И ничего не сбудется, о чем мечтали. Мне эта работа – вот где. – Андрей провел пальцем по кадыку. – Я бы завязал, клянусь Богом, только где деньги брать? Ты думаешь, я не соображаю, чем могу закончить? В любой момент. Либо тюрьмой, либо моргом. Я же не полный идиот. – Он мрачно усмехнулся. – Но, куда бедному крестьянину податься…

– Для любого бизнеса нужны бабки. Чтобы вшивый ларек поставить, десять кусков возьми и выложи. Заводы стоят. Да я и делать ни черта не умею. Десять классов за спиной. Я б автомастерскую открыл, так опять же, ни инструмента, ни гаража. И потом: РАЗ ЗА РАЗВОДНОЙ КЛЮЧ ВОЗЬМЕШЬСЯ – ТАК И БУДЕШЬ ДО ГРОБА ГАЙКИ КРУТИТЬ. А тут, мурло старое, мудище, пятнадцать лет у тебя на шее. Ему ни черта по жизни не надо, у него и так все имеется. Вот и строй светлое будущее, как знаешь.

После столь жаркой речи Кристина притихла, а Андрей отправился в кухню – слов было сказано так много, что в горле пересохло. Вернувшись, он застал ее в той же позе, лежа под одеялом. Андрей двинулся к телевизору, и с хрустом нажал кнопку питания. Телевизор был черно-белой, здоровенной «Весной», лет на пять моложе Андрея. С круглыми ручками регулировки яркости и контраста, вращать которые было бесполезно. Экран диагональю в 62 сантиметра с удручающим постоянством демонстрировал сумерки. Будь то боевик, новости или шоу, действия происходили во мгле. Тяжелый корпус из шпонированного дубом ДСП напоминал башню артиллерийской установки броненосца времен русско-японской войны. Ламповые внутренности, нагреваясь, мерцали через щели в задней панели загадочным бордовым свечением, вырабатывая столько тепла, что Бандура сушил на телевизоре носки. Точно такой же «ящик» стоял некогда у родителей Андрея, так что конструкция была до боли знакомой. Но, почему-то не вызывала ностальгии. Андрей предпочел бы «SONY», или, на худой конец «Panasonic». Впрочем, приходилось довольствоваться тем, что есть.

– Телевизор черно-белый и жизнь такая же, – пробормотал Бандура, устраиваясь в ногах Кристины. – Пускай Васек по цветному смотрит. Он, видать, заслужил.

– Ну, что ты предлагаешь? – не выдержала она. – Убить его, что ли?!

– Зачем убивать? – ответ был заготовлен давно. – Переселить сюда, на Лепсе. Пускай возвращается на свою кафедру. Очень удобно – рядышком совсем. Добрел до трамвайчика, три остановки прокатился, и в Политехе. А мы поживем, как люди…

Больше за вечер не было сказано ни слова. То ли Кристина не нашлась с ответом, то ли слова Андрея, так или иначе, совпадали с ее собственными мыслями.

* * *

В конце февраля Кристина пару раз ездила в республиканский центр матери и ребенка, располагавшийся на Татарке, неподалеку от госпиталя МВД. Андрей об этом узнал случайно. А, узнав, забросал Кристину вопросами, но был вежливо, но твердо отшит.

– Провериться мне нужно. Только и всего.

Он решил не настаивать. «К чему лезть в душу без мыла, раз человек не хочет говорить? Надумает – поделится».

Кристина в последнее время изменилась – сделалась молчалива, как бы погрузившись в себя. Она не пыталась возражать Андрею, когда тому случалось завестись. Зато стала обидчива, и ее чудесные глаза часто наполнялись слезами. Даже Бандура почувствовал, что с Кристиной что-то не так.

– Ты, часом, не заболела, толстушка?

Кристина только улыбалась:

– Почему это я толстушка?

* * *

23, 24 февраля 1994 года

23 февраля (самого вечера Андрей припомнить не мог, разве что разрозненные детали) Атасов устроил грандиозную вечеринку по случаю очередной годовщины распавшейся на куски «непобедимой и легендарной» Советской Армии. Андрей вернулся домой в состоянии, которое сухие милицейские протоколы называют «порочащим человеческое достоинство». В армии ему служить не довелось, но он полагал, что пьет водку по праву: «Батя оттарабанил за двоих».

Доставившим бездыханное тело Атасову и Армейцу Кристина не сказала кривого слова, а едва собутыльники удалились, стащила с Андрея одежду, укутала одеялом и тихонечко улеглась рядом.

И утром не последовало скандала. Хоть Андрей его с содроганием ожидал. Около полудня она засобиралась.

– Ты куда? – спросил Андрей, мучавшийся, как раскаявшийся, но избежавший возмездия преступник. Если бы она накричала, ему стало бы легче.