Будьте как дети

Мне казалось, что к тому времени Сережа уже начал нами тяготиться. К месту и не к месту повторял, что очень и мне, и Алеше, и Акимычу благодарен, всё, о чем он просил, мы сделали лучше некуда, но было ясно, что он устал и не чает остаться один. Тем не менее, когда после ночи в палатке Сабуров сказал, что под такой кровлей зимой жить нельзя: надо рыть землянку – спорить с нами не стал. Насчет палатки я был с Алешей согласен, правда, думал о срубе. Везде, кроме как на берегу, камень, чем его ломать, непонятно. Но Алеша, обойдя остров, на южной стороне, где снег пятнами уже сошел, разыскал широкую забитую песком расселину. Копать там было легко – в итоге работа не заняла и пяти дней.

С Дусей я вновь начал общаться только в апреле семьдесят шестого года, и повод для этого был самый печальный. В последних числах марта я, как обычно, собрался ехать к Сереже. Оба мы были людьми северными, привыкли, что харч, снаряжение нам забрасывают на вертолетах, вес приходится считать до грамма. И я, отправляясь на Медвежий Мох, кроме нескольких бутылок водки, остальное вез строго по списку. Раз и навсегда установленные соль, сахар, спички, растительное масло, макароны, крупы, два ящика тушенки, столько же сгущенного молока, краски, холст, кисти и бумагу, прочее по мелочам. Если сюда добавить картошку и зелень, которые он выращивал сам, рыбу, разные ягоды – морошки, черники, клюквы вокруг было море, – моего однократного завоза Сереже хватало на целый год. Продукты я закупал в Москве в соседнем гастрономе, краски и холст, по его просьбе, в мосховской лавке, а дальше на своем «запорожце» ехал в Аникеевку, где у Акимыча по-прежнему был наш базовый склад.

Из Аникеевки я сделал одну ездку в Конюхово – пристанционный поселок в тридцати километрах на запад, где встретил Алешу Сабурова; с ним еще в феврале, как и в прошлый раз, мы сговорились ехать на пару. С Алешей, подыскавшим этот остров среди болота, настоящий скит, пустыньку, до которой не дойдешь, не доплывешь и не доедешь, они давно сдружились. В Конюхове я докупил гвозди, новую пилу и топор, а кроме того, у местного кустаря – удобную, грамотно связанную сеть для ловли рыбы. В Москве такую было не достать. Хотя мы с Алешей приезжали ненадолго, работая в шесть рук, можно было успеть многое. Последнее мы оценили еще в марте семьдесят четвертого года, в свой первый приезд, когда втроем меньше чем за неделю отрыли в песке просторную землянку, укрепили бревнами стены и в два наката ее перекрыли. Вдобавок сверху для тепла навалили чуть не метр сухого торфа.

Мы и потом что-то для Сережи строили, в частности, следующей весной метрах в тридцати от берега, рядом с глубокой ямой, в которой круглый год стояла рыба, из бревен соорудили небольшой плот. Рыбачить с него было удобнее, чем со старенькой надувной лодки. Правда, работы редко было много, и у Алеши оказывался день-два, чтобы просто побродить по болоту. Обычно мы приезжали на остров от 22 до 25 марта, когда морозы если и есть, невелики, но лед пока прочен, лишь начинает подтаивать.

Подряд два года Сережа встречал нас на валуне, у самой кромки льда. Он редко снимал старую брезентовую куртку, сверху донизу заляпанную разноцветной масляной краской, и оттого издалека был похож на пестрый карнавальный флажок, но сейчас валун был пуст, и мы с Алешей, да и Акимыч тоже, огорчились. Впрочем, особой тревоги ни в ком не было. Сережа мог работать или заготавливать дрова, мог просто ловить рыбу. В общем, мы тогда не испугались и лишь в землянке по толстой наледи в углах и по стенам поняли, что произошло что-то серьезное.

Сейчас, когда я пишу свои записки, мне ясно, что живым мы его найти не могли, но, наверное, от карнавальной куртки до того, что Сережи на этом свете больше нет, должно было пройти время, потому что двое суток мы всё ходили и ходили по острову. Сначала вместе, будто держась друг за друга, мерили проклятый холм, в котором что по периметру, что поперек не было и пары километров. Затем поделили лес на участки, каждый на собственном клочке, давно охрипнув, кричал, звал его, и, слыша голос соседа, всякий раз воспламенялся, верил, что, слава богу, Сережа наконец ответил.

Как и следовало ожидать, первым смирился Акимыч. Вечером, затапливая чугунку, он, ни к кому не обращаясь, сказал, что в окрестностях их деревни зимой из года в год появляются волки. Две-три стаи. Зарежут несколько овец и уйдут. Летом тихо, а зимой в одиночку никто в лес старается не ходить. Он сказал про волков очень аккуратно, напрямую с Сережей не связывая, и тут же добавил, что мог и медведь, которого некстати подняли из берлоги охотники. Однако мы с Алешей сделали вид, что не поняли, и, словно заведенные, так же, как накануне, с рассвета, только теперь кружа по болоту, продолжали искать.