— Куда мы едем, Дягилев? — сказал Скуратов тише, когда Дягилев встал перед ним. Варя затаила дыхание.
— Не знаю, товарищ инженер-майор, вам виднее, — ответил Дягилев. — Мы едем назад…
— То-то и оно, что назад! — укоризненно сказал Скуратов и вышел из кабины, раскрыл планшет, стал смотреть карту. — Черт бы побрал этих немцев, у них тоже есть населенные пункты с одинаковыми названиями. Нам нужно попасть в местечко П. Так?
— Точно так, товарищ инженер-майор. В местечко П., — сказал Дягилев.
— Но в какое из них? Тут два П. — одно впереди, другое — вон куда в сторону! Какое же П. наше?..
— Это, наверное, хорошо знал старший лейтенант Троицкий…
— Какой вам еще Троицкий! Какой Троицкий! — вспылил Скуратов. Озадаченно посмотрел на дорогу, задумался. — А вот куда подевались их машины? Они пошли вперед, а не назад, Дягилев. Почему же мы едем назад? — Скуратов повел носом, будто пытался уловить что-то в воздухе, решил: — Мы должны ехать вперед, и все едут вперед, садитесь, Дягилев…
Дягилев молча вскарабкался через борт, машина развернулась на узкой дороге, забуксовала на влажной траве, чуть не скатившись в придорожную канаву, но выскочила и с новой резвостью помчалась назад, то есть теперь уже не назад, а вперед, к тому самому П., которое было ближе к фронту. И все сразу повеселели, и страхи у Вари кончились, и Пузырев участливо спросил Шелковникова:
— Ну как новая шапка, Геша? Не жарко?..
Все посмотрели на Шелковникова осуждающе, сухо, и Шелковников отвернулся и молча стал смотреть в сторону, не смея надеть шапку.
Ехали долго, казалось, дольше, чем ехали сюда. Дорога была по-прежнему пустой. И Варя подумала о Скуратове: он ли, тот ли Скуратов сейчас ехал с ними, который когда-то велел ей называть себя Николаем Васильевичем, показывал фотокарточку своей дочки и хвалил Игоря за то, что он вступился за нее, Варю, даже назвал его львом, — тот ли это был Скуратов или не тот?
Галя Белая вдруг закричала радостно:
— Смотрите, смотрите, вот здесь нас обстреляли самолеты!
Варя узнала то место, где они стояли, — и то поле, и дорогу, и канавы, поросшие травой и низким малинником, и пушки недалеко в стороне. Только теперь на дороге не было ни одной машины, она была совершенно пустой, безмолвной. Не было и саперов, которые тогда расхаживали по полю со своими аппаратами.
Скуратов опять остановил машину, и это было как раз против того места, где на обочине была примята трава: здесь недавно лежал раненый капитан. Выйдя нз кабины, Скуратов внимательно осмотрел примятую траву, как будто хотел что-то найти тут, поднял голову, окинул взглядом поле, ближний лесок, крикнул:
— Дягилев!
— Слушаю, товарищ инженер-майор! — с готовностью ответил Дягилев и выпрыгнул из машины.
— Куда все запропастились, Дягилев?
— Не знаю, товарищ инженер-майор…
Скуратов посмотрел на него, пожевал губами:
— Мы должны пробиваться, Дягилев. У нас есть приказ. Куда подевались машины комендантской роты?
— Они, наверное, поехали к месту. Троицкий знает дорогу…
— Ничего он не знает! Оставьте Троицкого! — закричал Скуратов.
— Есть, оставить! — тихо сказал Дягилев.
— Они за нами не вернулись. Значит, поехали вперед. Куда вперед? — Скуратов опять пожевал губами, и Дягилев посмотрел на него с удивлением: Скуратов до этого никогда не жевал губами. — Назад нам нельзя, Дягилев. Мы выполняем приказ. Мы должны ехать только вперед!
— А если впереди… немцы?
Скуратов вскинул глаза:
— Какие еще немцы! Впереди наши войска. Откуда быть немцам? — Скуратов решительно сложил карту. — Что же мы стоим? Мы должны ехать, Дягилев, мы топчемся на месте. Мы должны ехать только вперед — и налево!..
Как всякие малодушные люди, сказав слова, в какой-то мере опровергавшие его собственные сомнения, Скуратов тут же поверил в них, будто его убедил кто-то другой, знающий и осведомленный. С видом человека, прозревшего и обретшего решительность, он сел в кабину, Дягилев, пристыженный и униженный, будто проявил трусость, перевалился через борт, и машина, чуть не съехав в придорожную канаву и пробуксовав по влажной траве, помчалась вперед. Проехав с полкилометра, она свернула влево, на еще более узкий проселок без всякого твердого покрытия, на вид глинистый и скользкий, спустилась в низинку, уверенно взлетела на подъем, ринулась через горбатое поле — одна-одинешенька. Скуратов в кабине держал у себя на коленях карту, и карта придавала ему уверенность.
Когда выезжали на поле, сзади послышался крик, на поляну из кустов выбежали солдаты, свистя и махая руками, и все подумали, что солдаты кричат потому, что увидели девушек.
— Контуженые! Как дикари! — сказала Саша Калганова.
— А может, это кричит твой танкистик? — съязвил Пузырев.
— Танкистик не пришел. Не вернулся. Значит, больше и не кричит, — сказала Саша, тяжело вздохнув, и на это ничего не ответил даже Пузырев.