Будущее ностальгии

Судьба дома в каком-то смысле оказалась более удачной, чем судьба самого писателя. Он остался на своем месте и в целом неплохо сохранился, учитывая историю этого места. Несмотря на то что он был экспроприирован после революции, он не был разделен на перенаселенные коммунальные квартиры. Вместо этого в нем размещалось множество странных учреждений, включая Общежитие датских служащих, Архитектурный институт, Управление издательств, полиграфии и книжной торговли (в том числе кабинеты цензоров) и Управление предприятиями коммунального обслуживания (специализировавшееся на кладбищах и прачечных). Детские комнаты Набоковых на третьем этаже не сохранились. В 1990‑е годы в бывшей детской спальне будущего писателя находился отдел социальных связей газеты «Невское время». Покидая экскурсовода, я ищу потайную дверь, которая, быть может, позволит погрузиться в былые грезы писателя; но длинный коридор ведет лишь к одинаковым, прокуренным комнатам с газетными вырезками, календарями прошлых лет и настенными часами, стрелки которых показывают разное время.

«Итак, что же привело вас сюда?» — спрашивает экскурсовод под конец нашей экскурсии.

«Я просто хотела приехать, ну, знаете, "как беспаспортный шпион"»[658]

, — говорю я, неуклюже цитируя Набокова.

«Ну, это ВАШ Набоков, а не НАШ Набоков», — говорит он, улыбаясь.

Его слова обеспокоили меня, и я не совсем поняла, что именно из них следует. Означает ли это, что «их» Набоков никогда не покидал Россию? Или что он вернулся во время перестройки и обрел здесь свой настоящий дом? Тогда как мой Набоков был тем, кто не вернулся — даже как беспаспортный шпион. Ностальгия является основной движущей силой его творчества, та самая чувственная ностальгия с солнечными пятнами на садовых дорожках, махаонами в пушистой сирени живых изгородей вдоль дороги и клиновидными воробьиными следами на свежем снегу. Тем не менее даже самые благоуханные тропы ностальгии всегда исходят из невозможности возвращения домой. По мере увеличения срока изгнания политическая необходимость превратилась в эстетический выбор. Невозвращенчество стало главным литературным приемом Набокова. В то же время автор, похоже, возвращается домой почти в каждом своем тексте, но незаконно, под маской своих персонажей, под чужим именем, пересекая границы в тексте, но не в реальной жизни. Ностальгия проявляется исключительно через «таинственную маскировку», лежащую в основе литературной тайны писателя Набокова и определяющую его языковые игры.

Набоков восходит к истокам ностальгии раннего модерна — как физической боли, так и метафизической тоски по утраченной космологии мира. Неудивительно, что тема странствия в поэтике Набокова связана с множеством мифических путешествий — в подземный мир или на «другие берега», в другую жизнь или к смерти. При этом он никогда не путешествовал с билетом в один конец. Писатель никогда не превращался в патриота-неофита и не был обращен ни в одно безальтернативное верование или метафизическую систему, тем самым чрезвычайно раздражая некоторых своих критиков, которые были бы рады поймать его и наколоть на иглу как бабочку. У «моего» Набокова не было двойного гражданства — этого мира и того мира, ведь он был беспаспортным странником, путешествовавшим во времени и пространстве, который прекрасно знал, что объект, отраженный в зеркале, всегда ближе, чем кажется, — и если подобраться слишком близко, то можно слиться воедино со своим отражением. Он был близок к образу поэта-мистика, который верит в закономерности и пробелы между ними, в многоточия, которые навсегда остаются незаполненными. «Это тайна та-та, та-та-та-та, та-та, а точнее сказать я не вправе»[659]

. Набоков превращает непоправимую утрату, связанную с изгнанием, в свое жизнетворчество. Это не просто эстетическая или металитературная[660] игра, но и изящный механизм выживания. У писателя было множество вторых адресов: и не только в виде «комфортабельных отелей» и недорогого жилья, которое он снимал во время перерывов в преподавательской работе, но и адресов в искусстве, которые причудливо оформляют архитектуру особняка с итальянскими украшениями, нуждающегося в безотлагательном ремонте. В произведениях писателя в домах и музеях неизменно обнаруживается портал, ведущий в иное измерение и в своеобразную аномалию времени.