Буйный бродяга 2014 №3

К утру у директора созрел план спасения команды от перерасхода бюджета. Он позвонил Эржену, изложил свою мысль и попросил раскритиковать её в пух и прах — устранив недостатки задуманного проекта, они вдвоём составят новый, более подходящий план. Эржен взялся за дело с привычным азартом, подключил к делу нескольких однокурсников на Земле, целый день вертел идею так и сяк, а к вечеру показал директору доработанный вариант плана «Как заработать на неудаче». Мысль Ван дер Тиссена состояла в том, чтобы извлечь пользу из записей тренировок команды, в том числе той последней, что закончилась аварией. Из этих записей с подробными комментариями должен был получиться новый, современный учебный фильм по технике безопасности при погружении в бурные плотные атмосферы. Старые учебные видеокурсы снимались в других условиях, на другой космической технике и, честно говоря, сейчас имели разве что историческую ценность. Инструктаж с реальными кадрами, а не с компьютерным моделированием полётов был бы полезен не только спортсменам, которых на Земле было не так уж много, но главным образом профессиональным космонавтам. Венера с её бешеной атмосферой считалась «освоенной» только относительно, а впереди ещё внешние планеты с их спутниками! Они нужны Земле, их будут осваивать и застраивать, и если команде с её фильмом удастся предотвратить смерть хотя бы одного десантника, старания и неудачи «Стрижей» будут не напрасны.

К следующему утру творческий коллектив будущего шедевра собрался в полном составе: Эржен выступал главным режиссёром, директор — директором картины, Марьятта обрабатывала первичный материал и просматривала архивы видеозаписей начиная с прошлого века, её приятели из академии нашли студию, где можно монтировать фильм на хорошем оборудовании, и взяли эту работу на себя, а Осмунду, который только что пришёл в себя после баротерапии, оставалось лишь благословить инициативу — больше он пока ничем помочь не мог. Оставаться на Венере теперь не было никакого смысла, и команда улетела домой — остаток отпуска, по замыслу Ван дер Тиссена, должен был уйти на эту новую работу. С космосом пришлось попрощаться до нового отпуска...

Осмунда оторвал от аудиокниги телефонный вызов: с Земли позвонила жена. То ли в силу привычки, то ли по наитию он догадался, что разговор будет для него неприятен, но отклонять вызов не стал — бессмысленно. Биргитта только раскалится добела от ярости и обиды и, позвонив в следующий раз, выльет на него столько яда, что телефон расплавится...

— Когда это прекратится? — в голосе Биргитты звучали пока что печаль и укор; гнев и праведное возмущение будут позже.

— Спасибо, что спросила, мне лучше, — ровным тоном сказал Осмунд. — Поедешь со мной на Кавказ, когда вернусь? Меня врачи отправляют на месяц в горы, советуют ехать в Армению.

— Ты что, решил меня игнорировать? — А, вот и обида появилась. Скоро наступит черёд слёз и упрёков. Сценарий разговоров с Биргиттой Осмунд знал уже наизусть, жена редко от него отклонялась.

— Я отвечаю так, как если бы мы с тобой в самом деле разговаривали. Поскольку ты меня не слышишь, не всё ли равно, что я скажу? И да, ответ на твой любимый вопрос не изменился: нет, не брошу. И особенно сейчас.

Биргитта решила пропустить следующую фазу и сразу перешла к обвинениям:

— Ты обо мне подумал? Ты грохнешься там в своём космосе, а я останусь... одна.

«А если я грохнусь в своём море, кому-то будет легче?» — мог бы сказать Осмунд, но обижать жену сейчас не видел смысла. Вместо этого прежним ровным тоном он сказал совсем другое:

— Ты ведь знала, на что шла, когда сказала «да». Я не зря тебя предупреждал ещё задолго до свадьбы: ты меня не переделаешь, есть вещи, которыми я занимаюсь, потому что это необходимо.

— Кому необходимо?!

— Мне. Этого для тебя должно быть достаточно. Хотя есть немало других людей, которым это нужно не меньше. Ты знала, что выходишь за дайвера, и ты согласилась на эту жизнь. За что я тебя и ценю. Ты терпеливая сильная женщина, Бритта, и я тебя люблю. В Ереван поедем?

— Не заговаривай мне зубы, — сейчас она заплачет, потому что очень жалеет его и себя. И Нильса, конечно. — Что мы будем делать, если ты разобьёшься?

— Мы не вечны, Бритта. — Когда она плачет, хочется обнять её, погладить по роскошным светлым волосам и ничего больше не говорить, пока она не перестанет плакать и не потянется к его губам своими... Но когда она так далеко, у экрана, там, дома, на Земле, как её успокоить, чтобы не повторять горькую, жгучую правду, которую она знает и так?

— Никто не вечен, — ну вот, всё-таки заплакала, слезинка ползёт по бледной щеке, бедная маленькая одинокая Бритта... — Все могут попасть под поезд, но никто не лезет под колёса нарочно! Все нормальные люди...

А вот это подло! Это запрещённый приём. Мне жаль тебя, малыш, но на это я должен ответить.