Булатов курган

Закусывая, Лавруха искоса поглядывал на хозяина и Варвару.

— Я, Варя, не первый год занимаюсь промыслом, — горячо говорил Кондрат. — Сама знаешь, по сердцу мне это дело. Трудно от него отказаться.

— Это так… — согласилась Варвара.

Голос ее звучал тихо и певуче. На секунду задержав взгляд на хозяине, она после некоторого молчания повторила:

— Все это так… Только я тебе не плохого, Кондрат Романович, желаю. Подумай хорошенько. Сам видишь, какие дела разворачиваются. Егора-то, слышь, снимать будут. Напредседательствовал, хватит!.. Самая по тебе работа.

Кондрат склонил голову, задумался. В глубине души он чувствовал, Варвара зовет его не только в колхоз, но думает и о другом. Он хорошо помнил ее слова, сказанные в лесу, у костра. «Я тоже думаю о тебе. Только обидел ты меня, Кондрат! Ох как обидел!..» И тут же прозвучало другое, брошенное ею у опушки леса весенним утром: «Поищи такую же, как и сам, на пару, глядишь, веселее будет бездельничать». Это слушать было обидно. Он любил землю, скучал по ней, но теперь тянуло его и в лес. Отрешенность лесной работы манила. Что-то оборвалось у него, к чему-то иссякло доверие. Все снова? Опять схватки с Строевым, опять схватки с жульем? Зачем? Возможно ли их одолеть? Они как головы дракона. Одну рубишь, на ее месте две вырастают. Тут нужен сказочный меч-кладенец, а у него уже седые виски. Пусть уж те мечом размахивают, кто помоложе.

— Дело, конечно, завидное, — заговорил он с затаенной досадой, понятной только Варваре. — Поразмыслить только надо.

— Чего тут размышлять? Не знаю.

— Тебе, может, ясное, а вот мне еще не совсем. Потерял веру я…

Ребров снова взял бутылку, обвел взглядом стол: все ли опорожнили свои рюмки. Налил водки и взялся за бутылку портвейна. Но Жбанова и Варвара запротестовали. Надя не пила совсем.

— Эх, не компанейский вы народ! — качнул старик головой. — Ну, за нашу дружбу!

Он со стуком поставил на стол рюмку, крякнул:

— Первая комом, вторая соколом… Ну, а третья мелкой пташкой полетит! — Хитро прищурив глаза, улыбнулся.

Надя подрезала сала, подала огурцов.

Бадейкин, косясь на Земнова, быстро двигал челюстями, то и дело подбрасывая в рот куски то сала, то дичи.

Ребров подталкивал локтем Жбанову, захмелевшим голосом твердил:

— А пели-то как? Боже ты мой милостивый! Красота-то какая, а? — Он крутил головой так, что сивые завитки его волос спадали на изрезанный морщинами лоб. Потом наклонился к ее уху и зашептал: — А то споем, Настя?

Это было сказано так, будто за столом с ним сидела не пожилая, в морщинах женщина, а юная красавица с таким звучным именем.

Но нет. Это была не Настя. Потому и не получил Ребров ответа на свою совсем по-молодому прозвучавшую просьбу.

Жбанова поднялась, пересела на другой край стола, поближе к Наде, которая украдкой и с ожиданием поглядывала на отца.

Проводив соседку непонимающим взглядом, Ребров зажал в кулак сивую бороденку.

— Ну что, дядя Игнат, по мелкой птахе, а? — кивнув на бутылку, шепнул Бадейкин.

Ребров вместо ответа запрокинул голову, затянул дрожащим сипловатым тенорком:

Меж крутых бережков

Волга-речка течет…

— Неужели ты сам не понимаешь? — продолжала между тем Варвара. — Когда-то ты знатным человеком был. Тебе самая стать в колхозе работать. А ты отбился от своих людей. С утра до вечера по лесу гоняешь. Одичал совсем!

— А что в нашем колхозе? Много ли на трудодень? — вмешался Лавруха, которому давно не терпелось вставить свое словечко. — За что работаем? Вот если бы в «Прилив» попасть, тогда разговор другой. По трояку на трудодень дают кроме всего прочего.

— Как потопаешь, так и полопаешь, Осипыч, — с укоризной отозвалась Варвара.

— Кому, кому, а тебе бы помолчать! — напустилась на него Жбанова. — Это ты-то работаешь, бесстыжая твоя рожа? Любая баба вперед тебе сто очков даст. Ударник!.. Водку жрать!

— Ты что-то запел не своим голосом, — усмехнулся Ребров. — Еще весной хаил соседей.

Кондрат молча покосился на Лавруху, на его рыжие вздрагивающие усики.

— Вот твоя и защита, — насмешливо бросила Варвара.

— Я в ней не нуждаюсь, — отрезал Кондрат. — Живу своим умом. Мое дело такое же нужное, как и всякого колхозника.

— Это правда, — подтвердила Кравцова. — Да только им можно и на досуге заняться. Была бы охота.

Кондрат снова взглянул на Варвару. Ему показалось, что в ее глазах мелькнуло насмешливое выражение.

— Без меня как-нибудь обойдетесь, — отрубил он. — В колхоз я не вернусь.

— Вот как! — Варвара порывисто встала. — Спасибо за хлеб-соль.

Она набросила шубку и, не попрощавшись, шагнула к двери.

— Зря на народ плюешь, Романыч, — сурово произнес Ребров. — Один плюнешь — ничего не станет. Народ плюнет — утонуть недолго.

Кондрат никого не удерживал. Оставшись один, он молча сидел за столом, подперев рукой голову. В избе стояла напряженная тишина. Только в верхнее стекло окна, словно просясь на ночлег, осторожно постукивала озябшая ветка липы. Он поднял голову, холодно оглядел неубранный стол, знакомые картины на чисто вымытых стенах, кружевные занавески на окнах. Надя стояла у двери, ведущей в кухню, вытирала слезы.