Булгаков

Единственный раз чтение А. Булгакову своих стихов отмечено в дневнике Е.С.Булгаковой 4 июня 1936 г. Почему это было так редко, объясняют воспоминания об А. и Булгакове друга поэтессы писателя Виктора Ефимовича Ардова (Зильбермана) (1900–1976), в чьей квартире она, начиная с 1934 г., неизменно останавливалась, во время своих приездов в Москву: «Анна Андреевна и Булгаков познакомились в 1933 году в Ленинграде на обеде у художника Н. Э. Радлова, и между ними возникла дружба (вероятно, речь идет о том, что в 1933 г. Булгаков и А. познакомились более тесно, чем во время мимолетной встречи в 1926 г. — Б. С.). Ахматова читала все произведения Михаила Афанасьевича. А вот Фаина Григорьевна Раневская, близкий друг Ахматовой, в одном из своих писем Маргарите Алигер пишет: «В Ташкенте я часто у нее (у Анны Андреевны. — В. А.) ночевала — лежала на полу (комната была так мала, что для второго ложа не было места. — В. А.) и слушала «Мастера и Маргариту» Булгакова. Анна Андреевна читала мне вслух, повторяя: «Фаина, ведь это гениально, он гений!». Конечно, Анна Андреевна любила Булгакова не только как писателя, но и как верного друга, на которого она всегда могла рассчитывать…

Булгаков не скрывал того, что не любит стихов, и Анна Андреева, знавшая об этом, никогда не читала своих стихов при нем. Но Михаил Афанасьевич необычайно высоко ценил в Анне Андреевне ее неоспоримый талант, ее блестящую эрудицию, ее высокое человеческое достоинство.

И Ахматова на всю жизнь сохранила свое восхищение Булгаковым-писателем и человеком».

Это восхищение отразилось в одном из лучших ахматовских стихотворений «Памяти М. Булгакова», написанном в марте 1940 г., вскоре после смерти автора «Мастера и Маргариты»:

Вот это я тебе, взамен могильных роз,

Взамен кадильного куренья;

Ты так сурово жил и до конца донес

Великолепное презренье.

Ты пил вино, ты как никто шутил

И в душных стенах задыхался,

И гостью страшную ты сам к себе

впустил

И с ней наедине остался.

А нет тебя, и все вокруг молчит

О скорбной и высокой жизни,

Лишь голос мой, как флейта,

прозвучит

И на твоей безмолвной тризне.

О, кто поверить смел, что

полоумной мне,

Мне, плакальщице дней погибших,

Мне, тлеющей на медленном огне,

Все потерявшей, всех забывшей,

Придется поминать того, кто

полный сил,

И светлых замыслов, и воли,

Как будто бы вчера со мною говорил,

Скрывая дрожь смертельной боли.

Это стихотворение А. впервые прочла Е. С. Булгаковой 16 апреля 1940 г., накануне булгаковских сороковин, отметив, как записала в дневнике вдова писателя, мистическое совпадение дат: Булгаков умер ровно через три года после смерти своего друга, писателя Евгения Ивановича Замятина (1884–1937), скончавшегося в Париже 10 марта 1937 г.

Встречи А. с Булгаковым часто были связаны с трагической судьбой поэта Осипа Мандельштама, погибшего в лагере. Вероятно, А. намеренно отразила эту связь и в стихотворении, посвященном памяти Булгакова. Слова «Ты так сурово жил и до конца донес великолепное презренье» восходят к манделыптамовскому переводу строк из 10-й песни «Ада» «Божественной комедии» (1307–1321) Данте Алигьери (1265 — 1321), помещенному в исследовании «Разговор о Данте» (1932 — 1933): «Как если бы уничижал ад великим презреньем». «Великолепным презреньем» наградил Булгаков ад советской жизни, в котором ему, как и А., пришлось пребывать до самой смерти.