– Роман это всего лишь частность. Психоаналитик смотрит глубже, – и так пристально глянул на меня, словно бы я весь, со всеми своими потрохами, располосованный вдоль и поперёк лежу на операционном столе, а он ощупывает руками мой мозг, стараясь найти в нём причину моих нынешних страданий. Эй, да что ты делаешь!
– Вы слышите меня, Жан-Батист?
Ну до чего же я тупой! Только тут понял, что он меня успел загипнотизировать, и я теперь самый что ни на есть натуральнейший француз, Жан-Батист Мольер, со всем прочим, что к этому драматургу прилагается. Ну что ж, я бы и сам не прочь хоть ненадолго ощутить себя, скажем, на приёме у Людовика, однако ни одной подходящей мысли в сознании не возникает и только настойчиво напрашивается единственно возникшее из памяти «Уи!». Так и сказал.
– Уи, моншер.
Такой ответ явно не понравился профессору.
– Так как же, дорогой мой, вы с Армандой оплошали?
– Откуда ж было знать? – само собой вырвалось у меня, то есть, конечно, у Мольера.
Да что тут говорить, не повезло – запал на девчонку, а та оказалась его дочерью.
– Что ж, случаются промашки и у классиков. Разборчивее надо быть при выборе интимных связей.
– Я исправлюсь…
– Так ведь поздно уже.
Руки-ноги у меня похолодели.
– Что, и никакой возможности избежать летального исхода?
– Как вам сказать… Безнадёжных ситуаций не бывает. Даже если голова лежит на плахе, остаётся надежда на появление гонца с помилованием, подписанным рукою короля.
Ну вот опять, словно бы читает мои мысли. И всё же мне не верится…
– Так неужели же я там?..
– До этого дело не дошло. Однако всякое может быть, если не возьмёте себя в руки, если не исправитесь.
– Я стараюсь…
– Плохо, видимо, стараетесь.
На что он намекает?
– Но вы должны понять. Мне трудно превозмочь себя.
– А и не надо ничего превозмогать. Однако никому ещё не вредило воздержание.
– Сомневаюсь, – я бы тут поконкретнее сказал, но тема-то уж больно скользкая.
– Я же не заставляю вас забыть об этом навсегда. Однако, дорогой мой, надо же знать меру! Ну что это такое, приехали в Москву и первым делом устраиваетесь вышибалой в бордель?
Так я Мольер всё ещё? Или снова в новом времени?
– Я не в борделе. Я в музей…
– Да ладно! Будто не знаете, чем занимается управдом в доме на Садовой?
– Чем же?
– Девками торгует!
– Я и не подозревал. Честно вам говорю…
– Ой ли?
Как оправдаться?
– Это чистая случайность, – отвечаю.
– Не стыдно врать-то?
Да уж, наивная мечта – обмануть гипнотизёра.
– Профессор! Вы поймите, нужен стимул к творчеству.
– Так что, вам одного успеха мало?
– Зачем мне ваш успех, если я не сумею им воспользоваться?
– Вот вы и проговорились! – нагло улыбается.
– Разве? А вы… зачем вы пытаетесь мне помочь? Что толку вам с этих гонораров?
– Вы наши профессии даже не пытайтесь сравнить. Я помогаю людям, а вы думаете только о себе, о женщинах, об обжорстве и прочих удовольствиях.
Какие уж тут удовольствия, когда ночей не спишь, разрабатывая тему. И потом… Нет, этот явно не Кутанин! Тот понял бы меня наверняка. А этому пытаюсь возразить:
– Да что вы такое говорите! Кроме трудов по психологии других книжек не читали? Хотя бы раз выбрались в кино или в театр? Да прочитав роман или сходив на спектакль, человек получает такой нравственный заряд, который со всеми вашими микстурами и порошками даже не сравнится!..
Ну вот, я уже почти кричу, а этот сложил руки на груди и улыбается.
– Итак, любезный, я очень, очень рад. Рад, что мы с вами сообща пришли к такому выводу. Есть ради чего бороться, есть! И тут уж никак нельзя отступать ни перед Перчаткиным, ни перед Дутовым. Я прав или не прав?
Я снова узнаю его – ну прямо вылитый Кутанин!
– Так что же посоветуете? – я готов принять любой совет.
– Да что тут долго говорить. Стиснуть зубы и идти до победного конца. Быть может, лгать, юлить и изворачиваться, но непременно добиваться своего. А уж читатель разберётся, стоило ли…
– Так всё же, я здоров?
– Да здоровее не бывает!
В этом состоянии внушенного мне оптимизма я покинул дом, чтобы снова сесть за стол. Я знал, как нужно переделать мой роман. Вот напишу шедевр, тогда уж не отвертятся!
XII
Только взялся переписывать роман, как вспомнил – пьеса! Как можно было про неё забыть? Уже больше месяца, как передал в театр, пора бы глянуть, нет ли там у них каких-то результатов.
Главреж не возражал – назначил день, когда можно прийти на репетицию. Да мне тут рядом – от Большой Садовой до переулка у Тверской ходу всего-то несколько минут пешком.
В назначенный день и час пришёл, и вот стою перед театром. Старинное здание в этаком псевдославянском стиле, красочные афиши. А вот и фотографии актёров – это я уже в фойе. В общем, театр как театр. Если не везёт пока с романом, так хоть бы с пьесой что-то получилось. Эх, только бы поставили!
Пьесу эту я написал всего за несколько дней в последних числах августа. О чём? Да обо всём, что тогда увидел, что почувствовал. И про демагога в солдатских сапогах, и про горлопана Митю. По-моему, совсем неплохо получилось.