Булгаков на пороге вечности. Мистико-эзотерическое расследование загадочной гибели Михаила Булгакова

Булгакова, как магнитом, тянуло к нежному женскому телу. Если уж он любил, то любил исступленно. А если ненавидел – то до самозабвения, особенно, если заподозрил измену. Да, он обожал женщин, но вместе с тем страшно боялся их.

Вы спрашивали о философе и литературоведе из МГУ Павле Сергеевиче Попове?[6]

Помнится, Булгаков сообщил мне о нём в 1939 году. Хотя, Попов познакомился с Булгаковым много раньше, в 1926 году. Тот сразу же оценив булгаковский талант, выразил пожелание стать биографом писателя. В связи с этим Попов со слов Булгакова зафиксировал ряд фактов его жизни и творчества, которые использовал позднее для создания биографического очерка. В ту пору Булгаков разделял многие его политические взгляды и литературные вкусы; он стал ближайшим другом и помощником Мастера.

Поначалу Булгаков был доволен тем, что остановил свой выбор на Попове, который, как он писал, был в любом деле незаменим: выполнял просьбы и поручения Михаила Афанасьевича, вёл переписку Булгакова, рекомендовал кого взять прислугой и подбирал апартаменты для мастера.

По причинам, которые мне до сих не вполне ясны, товарищ Попов взялся информировать меня о жизни Булгакова. Все началось с небольших примечаний-комментариев, коими секретарь неизменно завершал послания, надиктованные Булгаковом. Со временем тексты

Булгакова становились все короче, а примечания Попова – длиннее и обстоятельнее. В конце концов я стал получать письма, где не было ни одного слова Булгакова, обращенного ко мне, – исключительно информация Попова. Я никогда не встречал подобного человека, но со всей определенностью могу сказать, что Попов был довольно-таки занятным типом. Казалось, он абсолютно не понимал разницы между главным и второстепенным: какое-нибудь письмецо из тех, которым на досуге балуются обыватели, он составлял с той же старательностью и дотошностью, что и важный юридический документ. Без сомнения, он очень любил совать нос в чужие дела. Словно слепой крот, неустанно работающий лапками с необычайно острыми коготками, он повсюду рыл норы, забираясь в них все глубже и глубже, постоянно что-то копал и разнюхивал. Вероятно, в отсутствие Булгакова он с наслаждением обследовал каждый клочок бумаги на рабочем столе мастера.

Письма, отсылаемые для меня а-ля секретарем Булгакова, были полны всевозможных сплетен. Поначалу я проявлял к ним определенный интерес, ибо Булгаков не слишком баловал меня разговорами. Мне часто приходилось довольствоваться слухами о том, как он живет и что делает в Москве. А этот крот Попов по собственной инициативе взялся обеспечивать меня таким количеством сведений, о каком я и не мечтал. Но вскоре эти сообщения стали меня утомлять, так как представляли собой бесконечный, нудный отчет о жизни Булгакова, причем факты были, как мясо в мясорубке, перемолоты в мозгу хитрого грызуна. Что меня особенно раздражало, так это то, что в обмен на свою информацию Попов постоянно пытался выманить у меня сведения о детстве и юности Булгакова, о его участии в белогвардейском движении, а также о предыдущих жёнах мастера да и обо мне самом. Зачем? Это для меня и сейчас остается загадкой. Видимо, Попов – один из тех узколобых интриганов, что влезают в чужую жизнь, собирая все слухи и сплетни в надежде когда-нибудь пустить их в дело и извлечь немалую выгоду. Так длинномордые крысы шарят по углам, запасая на зиму крупу. Допускаю и то, что этот литератор пристроился к Булгакову, рассчитывая погреться в лучах славы великого писателя и, быть может, даже подкормиться за его счет. Тысячи ничтожеств самоутверждаются таким образом. Со временем я обнаружил, что эта жалкая тварь рассматривает Булгакова как некое подобие собственности, на которую он всякий раз пытался претендовать. Я перестал отвечать на депеши Попова. Однако прошло еще немало времени, прежде чем литературовед прекратил информировать меня о Булгакове.