Я сидел в палате, где Билли лежала между операциями, и снова заснул за компьютером. С молчаливого согласия персонала я ночевал в больнице.
Жалюзи были закрыты, комнату освещало лишь слабое сияние ночника. Я потер глаза и спросил:
— Который час?
— Одиннадцать вечера.
— А день недели?
— Среда.
Мило не удержался и добавил с насмешливой улыбкой:
— Чтобы ты не утруждал себя лишними вопросами: сейчас 2010 год, и президент Америки все еще Обама.
Я хмыкнул.
Уходя в работу, я совершенно терял счет времени.
— Сколько? — спросил Мило, заглядывая через плечо.
— Двести пятьдесят страниц. Полкниги, — ответил я, захлопывая ноутбук.
— А как Билли?
— Все еще в реанимации.
Мило торжественно достал из бумажного пакета книгу в шикарном переплете и с загадочным видом сказал:
— Это тебе. Подарок.
Я не сразу понял, что это мой собственный роман, за которым Мило с Кароль гонялись по всему миру.
Книгу явно отреставрировали. Ее кожаная обложка была теплой и гладкой на ощупь.
— Теперь Билли ничего не угрожает. Надо только дописать роман, и она вернется домой, — сказал Мило.
Холодный ветер унес устилавшие землю пожелтевшие листья, на смену мягкому осеннему солнцу пришла суровая зима.
Владельцы кафе убрали с террас столики или выставили рядом с ними жаровни. У выходов из метро замаячили продавцы каштанов, а люди, выныривая из земных недр, как один надевали шапки и потуже затягивали шарфы.
В порыве вдохновения я писал все быстрее. Пальцы летали по клавиатуре, история полностью захватила меня. Отныне я чувствовал себя не столько творцом, сколько безвольной игрушкой в руках повествования и загипнотизированно смотрел на количество страниц в текстовом редакторе: триста пятьдесят, четыреста, четыреста пятьдесят…
Билли благополучно пережила кризис. Сначала Клузо заменил торчавшую из гортани трубку кислородной маской, потом постепенно уменьшил дозу обезболивающего и, наконец, видя, что с инфекцией удалось справиться, вынул дренажные трубки и капельницы.
Затем медсестра сняла повязку и заклеила швы прозрачным пластырем. Прошло несколько недель, шрам уже не так бросался в глаза.
Билли снова могла самостоятельно есть и пить. Я смотрел, как она делает первые шаги и поднимается по лестнице под наблюдением кинезитерапевта.
К ней вернулись улыбка и обычное жизнелюбие. Волосы отрастали, и было видно, что у корней они нормального цвета.
Семнадцатого декабря Париж проснулся, глядя, как с неба падают первые хлопья снега.
Двадцать третьего декабря я дописал роман.
36
Последний день с Билли
Большая любовь — это когда две мечты встречаются и вместе сбегают на край реальности.
Накануне праздника рождественский базар развернулся во всем своем великолепии. Я взял Билли под руку и повел мимо белых домиков, расставленных между площадью Согласия и Круглой площадью. Колесо обозрения, гирлянды огней, ледяные скульптуры, разлитый в воздухе аромат глинтвейна и пряников превращали Елисейские Поля в декорацию к фильму-сказке.
— Решил подарить мне туфли? — воскликнула Билли, когда мы шли мимо модных бутиков на улице Монтеня.
— Нет, мы идем в театр.
— На спектакль?
— Ужинать!
Мы остановились у беломраморного фасада Театра Елисейских Полей, вошли в холл и на лифте поднялись в расположенный наверху ресторан.
Помещение было оформлено очень просто: дерево, стекло и гранит, все в пастельных тонах и лишь колонны темно-фиолетового цвета.
Метрдотель усадил нас в небольшой нише с шелковыми драпировками, словно созданной для задушевных бесед.
— Что будете пить?
Я заказал два бокала шампанского и вынул из кармана крошечный серебристый футляр.
— Это украшение?
— Даже не надейся.
— Флешка! Ты закончил роман! — воскликнула Билли, снимая крышечку.
Я кивнул головой. В этот момент нам принесли аперитив.
— У меня тоже кое-что есть для тебя! Прежде чем выпить, хочу вручить подарок, — загадочно сказала она, вынимая из сумки телефон.
— Но это же мой телефон!
— Да, стащила сегодня утром. Ты же знаешь, какая я любопытная… — без зазрения совести ответила Билли.
Я, ворча, забрал мобильник, а она довольно улыбнулась.
— Между прочим, я прочитала несколько сообщений. Вижу, с Авророй все налаживается!
Я покачал головой, хотя в этом была доля правды. В последние несколько недель Аврора писала все чаще, а ее послания становились все нежнее. Она говорила, что скучает, раскаивалась в некоторых ошибках и между строк намекала, что у каждой пары есть право на второй шанс.
— Она снова влюблена! Я же говорила, что выполню свою часть контракта! — заявила Билли, вытаскивая из кармана мятый кусок бумажной скатерти.
— Хорошее было время, — промолвил я, с ностальгией вспоминая тот день, когда мы подписали контракт.
— Да, я тебе залепила отличную пощечину, помнишь?
— Значит, сегодня конец приключению?
Билли посмотрела на меня с деланым безразличием.