Бумажные города

Часть вторая

ТРАВА

1

Проспал я, наверное, минут тридцать, в 06:32 зазвенел будильник. Хотя я его сигналов не замечал целых семнадцать минут, до тех пор, пока меня не начали трясти за плечо и издалека не послышался мамин голос:

– Доброе утро, соня.

– М-м-м, – ответил я.

Я чувствовал куда большую усталость, чем в 05:55, и мне хотелось пропустить школу, но у меня была стопроцентная посещаемость, и хотя я понимал, что это никого не впечатляет и гордиться тут вообще нечем, статистику портить не хотелось. К тому же мне интересно было посмотреть, как теперь при мне будет вести себя Марго.

Когда я вошел в кухню, папа что-то говорил маме – они вдвоем завтракали. Увидев меня, он прервал свой рассказ и спросил:

– Как спалось?

– Отлично, – ответил я, и это было правдой. Очень мало, но отлично.

Он улыбнулся.

– А я как раз рассказывал, что меня мучает неприятный повторяющийся сон, – сообщил папа. – Я в колледже. На уроке иврита, только преподаватель его не знает, и в тесте какая-то околесица. Но все ведут себя так, будто этот вымышленный язык и этот вымышленный алфавит и есть иврит. И мне приходится сдавать экзамен, писать на языке, которого я не знаю, я даже алфавит разобрать не могу.

– Интересно, – прокомментировал я, хотя, по сути, интересно мне не было. Нет ничего скучнее чужих снов.

– Это метафора пубертатного периода, – вклинилась мама. – Писать во сне – это признак зрелости, но ты этого сделать не можешь. Алфавит – взрослая система кодирования при взаимодействии – тебе непонятен.

Моя мама работает с чокнутыми подростками в центрах для содержания под стражей несовершеннолетних правонарушителей и в тюрьмах. Думаю, поэтому она за меня и не волнуется: я же не провожу ритуальных обезглавливаний песчанок и не мочусь себе на лицо – значит, мое воспитание удалось.

Нормальная мать могла бы сказать что-нибудь вроде: «Послушай, ты что-то выглядишь как после метамфетаминового загула, и пахнет от тебя водорослями. Ты, случайно, не танцевал пару часов назад с укушенной змеей Марго Рот Шпигельман?»

Но нет. Они предпочитают обсуждать сновидения.

Я принял душ, надел майку и джинсы. Я опаздывал, но, блин, я всегда опаздываю.

– Ты опаздываешь, – сказала и мама, когда я снова вошел на кухню.

Я изо всех сил старался разогнать туман в голове, чтобы вспомнить, как завязать шнурки на кедах.

– Я заметил, – сонным голосом ответил я.

Она отвезла меня в школу. Я сидел на месте Марго. Пока мы ехали, мама, на мое счастье, почти все время молчала – и я заснул, прижавшись головой к стеклу.

Когда мы подъехали к школе, я заметил, что машины Марго на обычном месте нет. Ну, я не удивился, что она опаздывает. Ее друзья не собираются так рано, как мои.

Я пошел к ребятам из оркестра, и Бен как заорет:

– Джейкобсен, мне все это приснилось, или…

Я едва заметно тряхнул головой, и он тут же перестроился:

– Мы с тобой действительно только что вернулись из дикого трипа по Полинезии? Помнишь, как мы на паруснике из бананов плавали?

– Да, вкусный был парусник, – ответил я.

Радар посмотрел на меня и пошел под дерево, в тень. Я направился к нему.

– Я спросил Энджелу, кто мог бы пойти с Беном. Глухо.

Я посмотрел на Бена, который оживленно болтал, не вынимая изо рта мешалочку для кофе.

– Фигово, – сказал я. – Хотя ничего страшного. Мы с ним затусим и устроим марафон в «Восстании» или что-нибудь в том же духе.

Тут к нам подошел и сам Бен:

– Вы что, пытаетесь меня не обидеть? Я ведь знаю, что вы обсуждаете трагическую невозможность найти мне зайку к выпускному.

Он развернулся и двинул к школе. Мы с Радаром направились за ним и, беседуя о чем-то, прошли мимо репетиционной, где среди кучи инструментов сидели ребята помладше и болтали друг с другом.

– Почему ты вообще так хочешь туда попасть? – спросил я.

– Блин, это же самый главный выпускной. Это мой последний шанс стать самым приятным воспоминанием какой-нибудь милой школьной зайки.

Я закатил глаза.

Прозвенел первый звонок, то есть до урока оставалось пять минут, и ребята, как собаки Павлова, побежали кто куда, создавая в коридоре суматоху. Мы втроем стояли возле шкафчика Радара.

– Ладно, а зачем ты звонил мне в три утра и спрашивал адрес Чака Парсона?

Обдумывая, что сказать, я заметил, что в нашу сторону как раз идет сам Чак Парсон. Я ткнул Бена локтем в бок и метнул взгляд на Чака. Оказалось, что он счел оптимальным выходом сбрить левую.

– Ни фига себе, – сказал Бен.

И очень скоро я с грохотом ударился спиной о дверцу шкафчика, а лицо Чака оказалось прямо передо мной – восхитительно безбровое лицо.

– На что пялитесь, уроды?

– Ни на что, – ответил Радар. – Не на твои брови точно.

Чак оттолкнул Радара, долбанул ладонью по дверце возле меня и ушел.

– Это ты сделал? – с сомнением спросил Бен.

– Только никому и ни за что не говорите, – велел я им. А потом добавил: – С Марго Рот Шпигельман.

У Бена аж голос задрожал:

– Ты вчера был с Марго Рот Шпигельман? В ТРИ УТРА?

Я кивнул.

– Вдвоем?

Я кивнул.