Бумажный дворец

Большинство фонарей на нашей улице не горит, нарочно разбитые наркоманами, которые предпочитают темень. Мы с Питером возвращаемся с ужина по 10-й Восточной улице, рука об руку, чтобы казаться более крупной и менее привлекательной мишенью. У половины квартир на первых этажах стоит в окнах табличка «Осторожно, злая собака», хотя мы редко видим, чтобы кто-нибудь выгуливал собаку.

– Твоя мама сегодня была в отличной форме, – говорит Питер. – Она вся сияла, когда мы сажали ее в такси.

– Она обожает, когда за ней ухаживают. Делает презрительный вид, но попробуй сводить ее в дорогущий ресторан и оплатить счет! Она будет вести себя, как восторженная маленькая девочка, которая только что получила от папы новую куклу. К тому же она без ума от тебя. Ты помогаешь ей почувствовать себя молодой.

– А ты? – спрашивает Питер.

– Я и так молода.

– Ты без ума от меня?

– Бо́льшую часть времени. Иногда ты просто раздражаешь.

Он привлекает меня к себе и вдыхает мой запах.

– Хорошо пахнешь. Лимончиком.

– Наверное, той долькой лимона в сыре, которую мне принесли, чтобы выдавить на рыбу.

– «Туалетная вода „Дар моря“». Потому что у каждой женщины он есть». Могла бы получиться неплохая реклама, – смеется Питер.

– Не у каждой женщины, – говорю я.

Когда мы открываем дверь в квартиру, воздух кажется наэлектризованным. Слабые металлические нотки в его молекулах. Телефон звенит и звенит, не в силах добиться ответа. Ваза с тюльпанами, стоящая на книжной полке рядом с ним, опрокинута, из нее льется вода.

– Чертова кошка снова наступила на автоответчик. Я когда-нибудь ее задушу. – Я бросаю пальто на стол и несусь в спальню. В ней два больших окна. Одно справа, над кроватью; второе, ведущее на пожарную лестницу, загорожено тяжелой металлической решеткой, которая открывается только изнутри, на случай, если нам потребуется спасаться из горящей квартиры. Окно над кроватью теперь лежит на ней. А вместо него в треснувшей деревянной раме зияет дыра. На подоконнике на корточках сидит человек. Он ухмыляется мне с остекленевшим взглядом, как будто не замечая, что покачивается на краю окна на четвертом этаже. Его сальные волосы спутаны, затянуты паутиной многонедельной грязи, как будто у него в шевелюре гнездятся паучки, откладывая микроскопические яйца, согретые влажной, затянутой коркой дерматита кожей его головы. Каким-то образом незнакомец умудрился пролезть по стене от пожарной лестницы, перепрыгнуть через пустое место и выбить нам окно. На пожарной лестнице, за незапертой решеткой, я вижу наши телевизор, магнитофон, спутанные провода автоответчика.

Грабитель следит за моим взглядом, потом смотрит на меня и наклоняет голову, как будто решая, уйти или остаться. Облизывает губы кончиком розового языка и улыбается. Я зову Питера на помощь, но у меня вырывается только шепот. Ухмыляясь, мужчина лезет обратно в комнату. Все мое тело сжимается. Если я брошусь на него сейчас, застану врасплох, врежусь в него, он выпадет в ночное небо, разобьется об асфальт и будет лежать там с широко открытыми глазами, пока какой-нибудь другой наркоша обыскивает его карманы. Я несусь на него, как таран, чтобы не успеть передумать. А потом падаю навзничь лицом вниз, оттого что мои ноги вышибают из-под меня. Мимо проходит Питер, высокий, угрожающий. В руке у него кухонный нож. Когда он говорит, его голос ровен, холоден, как сталь.

– Убирайся так же, как пришел, – произносит он. – Можешь забрать телевизор, все равно это старый хлам. Но автоответчик оставь. Там номер, который мне нужен. – Он делает несколько шагов. Сейчас он кажется таким могучим и устрашающим, каким я никогда его не видела. Волк, обратившийся в полнолуние. – Ну! – рычит он. – Пока мои руки не оказались в твоей крови.

Грабитель пятится, прыгает, словно кошка, из окна на пожарную лестницу, подхватывает телевизор одной рукой и видеомагнитофон другой. Я слышу лязг металлических ступенек под его ботинками, когда он спускается, дребезжание волочащихся за ним проводов. На полу рядом с моим лицом красные брызги. Я порезала подбородок. Дверь шкафа в дальнем углу комнаты медленно открывается.

– Питер, – предупреждаю я. – Сзади.

И закрываю глаза, готовясь к тому, что последует, ожидая услышать скрип деревянных половиц под тяжелыми шагами. Вместо этого моего лица касается что-то шелковистое. Я открываю глаза. Рядом со мной кошка слизывает с пола мою кровь.

Позже, после прихода полиции, после того как с автоответчика сняли отпечатки пальцев, как мы убрали осколки стекла и щепки от рамы и я простила Питера за то, что тот толкнул меня на пол, за шрам, который останется со мной на всю жизнь, он спрашивает:

– Если бы я не остановил тебя, ты действительно вытолкнула бы его из окна?

Он хмурится, глядя на меня, как будто увидел что-то у меня под кожей, крошечные лопнувшие капилляры, едва заметную синеву – что-то, что нельзя выносить на свет, и я сжимаюсь от стыда, предчувствуя разоблачение.

– Ты бы убила человека из-за телека и видака?

– Не из-за телека. Он хотел напасть на меня, – говорю я. – У него были черные глаза.