Бумеранг (СИ)

Никита был стеснительный, больше молчал. Неловкий, узкоплечий и большеглазый. Он ничем не напоминал тех двоих. И родители его встретили невесту с радостью, приняли в семью. Свадьбу сыграли роскошную, громкую. Медовый месяц прошёл на Канарах, в окружении лазурного океана и белоснежных песчаных пляжей. Юля немного пришла в себя, ожила. Родители Никиты подарили на свадьбу квартиру, отец оставил ей карту, на которой всегда были деньги — так что новобрачной было, чем заняться. Воодушевлённая, она принялась обустраивать совместный быт.

Был только один минус. Секс.

Никакого удовольствия он не приносил. Муж ей искренне нравился, но стоило тому прикоснуться, как перед глазами снова возникали чудовищные воспоминания. Она еле держалась, чтобы не оттолкнуть его с криком. Прятала слёзы в подушках. Чтобы отвлечься, закрывала глаза и думала о чём-то другом. Представляла, как завтра пойдёт в магазин за новой посудой. Как они переедут в загородный дом, где она сможет возиться в саду. Придумывала, что приготовить на завтрак. Эти мысли помогали, она будто отделялась от того, что происходило с её телом. Может, со временем она бы совсем привыкла. Расслабилась. Но муж видел, что с ней что-то не так, напрягался из-за её холодности.

И тогда Юля решилась рассказать ему. Даже не для того, чтобы хоть с кем-то разделить свою боль, а просто чтобы он понял, в чём дело — и не накручивал себя зря.

Он правда ей нравился.

Её историю, поведанную дрожащим голосом, Никита выслушал молча. Смотрел за окно с каменным лицом, а когда Юля осторожно коснулась руки, отдёрнул её с отвращением. Девушка не понимала, в чём дело.

— А я-то думал, в чём подвох, — жёстко сказал Никита. Смешок его вышел злым. — За тобой всё табунами бегали, облизывались, а тут раз — и сразу замуж. Прикрыть надо было, получается. Грешки нагулянные. Мэрская дочурка не может в групповухах светиться, да? Подсунем её Никите. Никита же лох, он схавает.

Юля помертвела.

— Ч-что? — голос сломался. — Ник, ты… Ты не понял, наверное?

— Всё я понял, — отбрил он. — Не надо передо мной тут жертву разыгрывать. Ты не с улицы побирушка, которой за еду пришлось трахаться. Я сам в этой гимназии учился, там приличные люди. Из уважаемых семей все. Представляю, как ты себя вела. Сразу под двоих легла. Или не двоих? Может, уже и считать перестала?

Все слова разом вылетели из головы. Девушка будто онемела. Всё выворачивалось так глупо, так неправильно. Как в страшном сне. Никита продолжал:

— Я думал, вот она, та самая!.. Чистая, нежная. Не то, что эти все… Достойная. Любить тебя хотел, на руках носить. Чтоб первый и единственный, на всю жизнь у тебя был. А тебя только по кругу пускать, — сощурился он, едва не плюнув. — Ты не переживай, я правила понимаю. Развод требовать не буду. Папаша твой сейчас ещё выше поднимется, мне с ним ругаться нельзя. И родители мои не поймут… Спасибо, хоть правду сказала. А то бы так и остался оленем, руки твои целовал. Тьфу, даже думать не хочу, где эти руки были и что делали.

— Да что ты несёшь?! — воскликнула Юля, вскакивая. У неё все поджилки тряслись от отчаяния. — Почему ты меня в этом обвиняешь?

— О, ещё пореви мне тут, — скривился муж. — Да будь в твоих словах хоть половина правды, ты бы не мне это рассказывала, а следователю в ментовке. Или кто там у них заявления принимает. А раз ты не заявила, получается, не было никакого насилия. Сначала насвинячилась, потом на парней полезла. Я в толк взять не могу, что это тебе сейчас приспичило спектакль разыгрывать. Захотела тыл прикрыть, если болтать начнут, как мэрскую дочку по кустам драли?

— По каким кустам?..

— Не знаю я, по каким. И знать не хочу.

Никита смотрел на неё, как на какую-то падаль. На гниль, к которой подойти противно. Смерил взглядом и вышел.

Всё, как предсказывал тогда Игорь. Вроде не великого ума, учился на одни тройки, а как здорово всё просчитал.

Жизнь полетела кувырком. Не было больше ни мечтаний, ни уюта. Закончились нежные слова и вечера в обнимку. Выводы Никита сделал, отказываться от них не собирался — и вёл себя соответственно. С женой он больше не разговаривал, относился, как к предмету мебели. А когда хотел секса, не интересовался, взаимно ли это желание. Просто валил на кровать и делал, что хотел. Дважды Юля вытерпела, напуганная и растерянная, понадеявшись, что хоть это его смягчит. На третий попыталась отказаться — и впервые в жизни получила по лицу.

Отцовскую карту Никита отобрал. Все расходы контролировал, проверял чеки. Если из дома уходил, забирал с собой ключи. Запретил общаться с подругами, проверял, что именно она пишет родителям. Юля превратилась в рабыню в собственном доме.

Она пыталась до него достучаться — ведь он же был другим раньше! Плакала, умоляла даже. Но Никиту её «концерты», как он их называл, только раздражали. Он пообещал сломать ей нос, если та не уймётся. Пока что ограничивался только тем, что оставлял на ней синяки, когда был в плохом настроении.