Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Сама дорога, протянувшаяся извилистой нитью между гор, никогда раньше не минировалась — так как была единственным путём к группе отдалённых кишлаков и, заминировав её, духи отрезали бы сами себя от мира. Сапёры имели большой опыт, некоторые не раз прорывались, попадая в засады. Но в этот раз прорваться им не удалось. Преодолевая очередной поворот, надсадно гудящий двигателем бортовой «Зил-131» взбирался на крутой подъём. Поворот был резким, дорога круто поднималась в гору, и перед сидящими в кабине Булатом, водителем и лейтенантом-сапёром, мёртвая зона горной дороги открывалась постепенно, по мере продвижения. Они молчали, устремив взоры на границу «мёртвой зоны», которая с каждой секундой открывала всё новые, невидимые за отвесной стеной поворота, участки дороги. Булат отдал приказ, по условному сигналу, — три стука по металлу кабины, всем быть наготове, — опасный участок. Все были готовы к бою — оружие было под рукой, патроны в патронниках, подствольники были снаряжены гранатами, а предохранители автоматов стояли в положении «автоматическая стрельба». Даже саперные овчарки, безмятежно раскинувшиеся на полу посередине кузова, услышав три стука по обшивке кабины, тут же напряглись, в ожидании услышать от своих хозяев команду, не терпящую промедления в исполнении. Пулемётчик, сидевший на сложенной и закреплённой груде деревянных ящиков с боеприпасами, просунул ствол «ПКМ» через открытый клапан тента, уперев сошки в крышу кабины. Он внимательно следил за «мёртвой зоной», готовый в любой момент открыть огонь по появившемуся в радиусе поражения противнику. Горячий ветер резкими порывами бил в лицо, машина в гору ехала не быстро. Иногда, дорожную жёлтую пыль, поднятую колёсами машины, ветер швырял в лицо пулемётчику, забивая глаза и рот; тот, ощущая у себя во рту сухой, похрустывающий на зубах песок, сплёвывал за спину — в кузов. Сапёры, сидящие на скамейках в кузове, не обижались на это — все давно привыкли к специфическим условиям, в которых им пришлось жить и воевать. Если бы пулемётчик сплюнул вперёд, то ветер вернул бы плевок, размазал по его собственному лицу, залепив глаза. Хотелось одного — только бы сбросить проклятый тент, чтобы дать горячему ветру хоть немного остудить покрытую солью, мокрую от пота форму. Все хотели пить — но пить нельзя, из-за того, что вода тут же выйдет с потом через поры кожи, при этом нагрузка на сердце будет не шуточной. Можно было лишь полоскать рот водой из фляги, сплёвывая горячую воду обратно, во фляжку. Сапёры, вооружённые автоматами, были готовы в любой момент выпрыгнуть из машины и занять оборону, прячась за подходящими скалами, рассредоточиваясь вокруг машины. Машина — удобная цель для выстрела из «РПГ», и по инструкции Булата при обстреле солдатам следовало покинуть защищённый лишь тентом кузов; прячась за грузовиком определить направление, с которого ведётся обстрел, найти подходящие укрытие и отражать атаку, сообщив дежурному по рации о нападении. Голову пулемётчика занимали мысли о том, что оружие через десять пятнадцать километров такого подъёма придётся чистить, иначе механизм пулемёта просто заклинит при стрельбе — от обилия налипшей на свежее масло пыли. Либо, придётся делать «экспресс чистку по-русски»: залить соляру, — которая бултыхалась в специальной двадцатилитровой, потёртой канистре, примотанной проволокой к борту, — в ствол. Ещё он думал о девушке из родного Ростова, которая, как и у многих солдат, ждёт его дома, он часто представлял, что приедет, с медалями, приедет с войны, приедет героем, и его родственники, и родственники любимой девушки будут гордиться, что знают его. Ему казалось, что в Союзе миллионы граждан следят за этой войной по средствам теле-радио передач, освещающих ход военных действий. Радуются победам, и сопереживают поражениям Наших солдат, наводящих порядок на этой проклятой выжженной солнцем до пепла земле. Он думал, что за боями в Афгане граждане СССР следят так же, как когда-то следили бабушки и деды за сводками совинформбюро, во время Великой Отечественной войны. Эта война тоже была Великая — потому, что на ней было место подвигу. Подвигу дружбы, подвигу характера, подвигу человеческого духа.