Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

— Я думаю никогда не поздно. Главное — искреннее раскаяние, и желание побороть свою слабость, какой бы она ни была. Притом я считаю, что церковь можно не посещать каждый день, нужно ходить туда по зову души. Ведь в Бога верить можно по-разному: биться лбом о пол, соблюдая все каноны — но не осознавать при этом самого существования Высшей Силы. А можно увидеть и ощутить Бога своей душой — и тогда храм будет в тебе самом, внутри тебя. Многие прихожане на самом деле не верят в Бога они, конечно, думают что верят — но это не так. Совершая грех, у таких людей не щемит в сердце — и это самое плохое. Они не пытаются изменить себя, хотя человек должен подавлять в себе грех, во всех его проявлениях, стремится к этому, каждый свой день. В этом стремлении и заключена вера. Человеку, который преодолевает себя день за днём, превозмогая греховные помыслы, со временем открывается истина, которая дороже золота и денег. Человек становится сильным, его дух крепнет с каждым преодолённым испытанием. Так в мире появляются старцы, которые творят чудеса. Такие люди совсем не боятся смерти, они ждут её и радуются, в последние свои жизненные минуты. К слову о иконах: каждый человек и является иконой, созданный по образу и подобию Господа, и если к примеру, ты бьёшь кого-нибудь кулаком по лицу — ты в первую очередь бьёшь кулаком в Образ Божий, а уж только потом того человека. Всё что делается человеком, должно быть сделано с пониманием. К сожалению, не всегда так получается в жизни — и в этом наша слабость, мы не можем противостоять обстоятельствам, прогибаясь под них, наполняя свои души ядом.

— Интересная теория, — задумчиво сказал Серёга, после минутной паузы. — Я подумаю об этом.

— Подумай — это моё мнение, я часто думаю на эти темы, когда блуждаю по лесу с металлоискателем;

Некоторое время мы сидели молча. Серёга разглядывал наполненное чаинками дно своей кружки.

— Что с братвой делать будем? Нам же придётся их валить, хочешь или нет — иначе они нас завалят!

— Придётся. Что делать. Наши деды тоже убивали, за Родину, за свою землю. Считай, что мы сейчас тоже за землю воюем. Если мы не правы — то мы проиграем этот бой, и тогда менять что-либо будет уже поздно. Мы конечно не вправе судить этих людей, но судя по рассказам курсанта, да и по рассказам Бориса, никто плакать по ним не будет! Я думаю, погибнет тот, кому суждено погибнуть!

— Предлагаю сейчас костерок запалить, на улице! — сказал Беркут. — Братва как только дым увидит, сразу примчится. Тут мы их и познакомим с машиненгевером.

— Ладно, но в таком случае нам нужно задействовать и Курсанта.

— Ты что, не видел его? Какой из него воин?

— Ничего, для того, чтобы магазины патронами набивать, воином быть не нужно! Пусть он с тобой будет, а со мною будет Борис. Мы с Борей в первом «ДОТе» будем, вы — в третьем.

— От Левинца в принципе пользы не больше, чем от полуживого Курсанта — он шары как зальёт, так дальше носа своего не видит, мне он бы только мешал!

— Курсанта кофеем немецким отпоим, да со шнапсиком — сразу оживёт, может ещё чего интересное расскажет! Нужно идти, разводить костёр сейчас — пока просекут, пока доедут. Главное успеть уткнуть их мордами в землю до темноты!

— Пусть Левинц идёт, хоть какая-то польза будет! — предложил Серёга.

— Пусть будет Левинц… — согласился Симак.

Они зашли в спальное расположение, и обнаружили, что самого Левинца тут нет. Как не было здесь и Светы.

— Я знаю, где они! — сказал Беркут, — В генераторной перепихиваются!

В этот момент вошёл Борис. Он был пьян — лицо его раскраснелось, и покрылось маленькими капельками пота. Сильно шатаясь из стороны в сторону, он прошёл мимо них в кабинет, громко припечатав к косяку дверь за собою. Из-за двери раздавался звук падающей мебели, бьющегося стекла. Через минуту всё стихло, и Левинц вышел. В руках он держал губную гармошку. Шатаясь, он подошёл к кровати, покачнувшись, криво уселся напротив Беркута, и помещение наполнилось ржавыми звуками неумелой игры на губной гармони. Серёга не дружелюбно глядел на Бориса, казалось, ещё секунда — и он влепит Левинцу хорошего подзатыльника. Но Беркут сдержался:

— Я пошёл, принесу в «ДОТ» ленты. С костром ничего не получиться — этот упырь нам все карты перемешал! Придётся самому разводить, после того, как подготовлю пулемёт, и автоматы с гранатами!

— Что? Опять Борис виноват? — пьяно произнёс Борис, глядя сквозь Серёгу.

Он попытался убрать инструмент в карман, но гармошка стукнулась о ствол автомата, криво висевшего на его плече. Борис сильно дёрнул плечом, отчего автомат по инерции развернуло за спину. Не с первого раза, но ему удалось добраться до клапана кармана, и спрятать в его недрах хромированную гармонь.

— Чтоб вас всех! — Левинц смачно сплюнул под ноги, качаясь встал, и скрылся за дверью, ведущей в коридор.

— Куда он?

— За шнапсом, куда же ещё? — с натянутой на лицо улыбкой ответил Беркут.

В комнату вошёл Мишин. Он чувствовал себя неуверенно, в этом чужом для него месте.

— Ну что в дверях встал? — спросил его Беркут. — Проходи, «велком»!