Бунт

День начинался чудесно; под деревьями еще лежала тьма, покрытая росой и пронизанная тяжелым, удушливым ароматом смолы и грибов; туманы поднимались с ночных лежбищ и, укрывая просеку голубоватым облаком, возносились в небо прозрачной куделью; повеяло дыханием проглядывающего солнца; дрогнули просыпающиеся деревья, и дождь жемчужной росы пролился на землю; среди тревожной сонной тишины зароились первые шорохи и шелесты, хлопанье крыльев и щебетание. А когда ночь побледнела и все четче стали проступать силуэты деревьев, пуща затрепетала жизнью. К озеру потянулись бесчисленные птичьи стаи. Задрожали заросли тростника, через которые протоптанными тропинками на водопой спешили косули. Захрюкали теснящиеся целыми стадами кабаны. Волки пробирались через лес бесшумно, оставляя в воздухе едва уловимый запах. Тявкали беспокойно шныряющие лисы. С деревьев, едва шевеля крыльями, спускались хищники. Крики диких гусей и уток разносились в воздухе вместе с громким плеском воды.

Под конец прибыли журавли. И эти густые толпы больших и малых хищников, куриных и травоядных – весь народ пущи с радостным гамом свободы утолял жажду и купался в безопасности, под защитой вечных законов, запрещающих под страхом смерти охотиться у водопоя.

Рекс лежал под сосной, заметный для всех, враждебный всем своей огромностью и совершенным вчера на этом месте преступлением. Однако никто его не трогал.

Все проходили мимо него, будто не замечая. Ни один глаз не покосился в его сторону. Все проходили мимо спокойно, словно его там и не было.

Рекса пронизало беспокойство: он не доверял этому равнодушию, под ним, должно быть, скрывался какой-то обман. Равнодушие волков особенно заставляло быть начеку. Но как только заря заиграла пурпуром на водах, лесной народ растворился так быстро и беззвучно, как обрывки тумана. Остались лишь журавли. Они расселись у озера большими стаями и, окружив себя многочисленными часовыми, начали учить молодняк летать. Время от времени в небо взмывали небольшие стайки во главе с вожаками и, описывая круги, поднимались все выше над лесами, под розовеющие облака, и там, выстроившись в клинья, казалось, исчезали в небесной бездне, так что лишь протяжный клекот обозначал их заоблачные пути.

Возвращались они в том же порядке, чтобы после отдыха начать заново.

Рекс мечтал о мести за недавние унижения, так что как только опустилась ночь и лоскуты тумана заволокли просеку, он начал подползать к стаям, пытаясь различными хитростями проскользнуть мимо часовых, стоявших на одной ноге и укрывавших голову под крылом. Но прежде чем он успел достичь линии, на которой они несли свою службу, раздался долгий крик, и тяжелые, словно дубины, клювы обрушились ему на спину.

Взмыленный пес с неутоленной жаждой мести быстро заснул, закопавшись в подстилке.

Уже была поздняя ночь, луна плыла над лесами, воды дрожали непрестанно искрящимся блеском, туманы серебряной пряжей наматывались на травы и маленькие кустики, когда вдруг где-то над берегом озера раздалось рыдающее журавлиное пение.

Пуща онемела в изумлении и восхищении. Мгновенно стихли звуки борьбы и погони, лес застыл и прислушался, зачарованный пением, разносящимся из незамутненной тишины прелестью неутоленной тоски и мечтаний. Как будто что-то самое сокровенное, скрытое в глубине каждой души, давало знать о себе, будило и увлекало.

Рекс, сам не понимая как, добрался до журавлиной сторожевой линии, притаился в траве и навострил уши, забыв о собственной безопасности.

Журавли заполняли берега озера, заткнув свои шеи под крылья, но один из них, по-видимому вожак и бард одновременно, глядел на луну и пел протяжным, обрывающимся, но таким мелодичным голосом, который, казалось, весь был соткан из серебристых искр и тонких ароматов. Иногда он расправлял крылья и, хлопая ими, кружился вокруг себя в каком-то церемониальном танце, и его песня звучала все выше, торжественнее и тоскливее. Он пел рапсодию о далеких-далеких путешествиях к закату солнца! О необъятных землях, высочайших горах и шумящих морях. Он воспевал очарование золотой пустыни, голубых рек, пальмовых рощ и обжигающего солнца. Он пел о землях, где не ступала нога человека и где каждое создание живет свободно, счастливо и в безопасности. Он выводил какие-то сказки, услышанные от праотцев, собранные по пустыням и вырвавшиеся из несчастных истомленных сердец.