Бунт на «Баунти»

День 28 августа выдался особенно тяжелым: шквалы с дождем чередовались с минутами мертвого штиля. Выглянув на рассвете в глазок, я увидел, что мы находимся в лабиринте рифов и мелей. На поиски прохода отправилась шлюпка под командованием лейтенанта Корнера. Из того, что делалось снаружи, нам почти ничего не было видно, однако по командам, доносившимся с квартердека, мы поняли, что корабль попал в тяжелый переплет.

Так продолжалось весь день, и к вечеру стало очевидно, что наше положение отнюдь не улучшилось. Шлюпка все еще находилась впереди по курсу; с борта ей просигналили возвращаться. Быстро темнело. На корабле зажгли огни и стали стрелять из мушкетов, чтобы показать наше местоположение тем, кто был в шлюпке. Наконец послышались ответные выстрелы: шлюпка возвращалась. Все это время лотовые непрерывно промеряли глубину; сначала она составляла целых сто двадцать саженей, но потом стала быстро уменьшаться: пятьдесят саженей, сорок, тридцать шесть, двадцать две. Как только прозвучала последняя цифра, капитан дал команду лечь на другой галс, но матросы, вероятно, не успели выполнить команду: послышался сильный удар, и все обитатели арестантской кубарем покатились по палубе.

Не успели мы прийти в себя, как послышался еще один удар, да такой сильный, что мы испугались, как бы не сломались мачты. Тьма стояла кромешная, в довершение всего налетел очередной шквал. В реве ветра голоса матросов были едва слышны. Капитан попытался стащить «Пандору» с мели при помощи парусов, а когда затея эта не увенчалась успехом, паруса свернули и с борта опустили шлюпку, чтобы завести якорь. Шквал прошел так же неожиданно, как и налетел, и мы снова отчетливо услыхали мушкетные выстрелы с приближающегося катера.

Сила только что перенесенных ударов не оставляла сомнения в том, что корабль получил серьезные повреждения. Послышался голос Эдвардса:

– Как внизу, мистер Роберте?

– Вода быстро прибывает, сэр. Уже почти три фута, – тут же прозвучал ответ.

Тотчас же заработали помпы.

Вдруг люк на крыше отворился, и появился профос с фонарем. Он быстро снял кандалы с Коулмана, Нормана и Макинтоша и велел им помочь палубной команде. Мы стали просить его расковать нас всех, но он не обратил на наши мольбы никакого внимания и ушел, не забыв запереть решетку на люке.

Некоторые из пленников принялись бесноваться и изрыгать проклятия, словно сумасшедшие, тщетно пытаясь при этом порвать, свои оковы, но вскоре у маленького окошка появился Эдвардс и резко приказал всем замолчать.

– Ради Бога, сэр, освободите нас! – закричал Маспратт. – Дайте нам возможность спастись!

– Молчать! – ответил Эдвардс и обратился к стоявшему рядом профосу: – Мистер Джексон, вы отвечаете за пленников головой. Ни один не может быть освобожден без моего приказания.

– Позвольте нам помочь у помп, сэр! – взмолился Моррисон.

– Молчать, негодяи! – прикрикнул еще раз Эдвардс и ушел.

Поняв, что мольбы бесполезны, пленники успокоились и впали в безнадежную апатию. Через час опять налетел шквал, и снова волны яростно ударили корабль о камни. Насколько мы могли судить, ветер и волны тащили «Пандору» через риф. Наконец корабль замер, и мы услышали голос лейтенанта Корнера:

– Под днищем чисто, сэр!

Было часов десять. Второй шквал прошел, и отдаваемые команды стали нам ясно слышны. Пушки были сброшены за борт, все свободные матросы принялись заводить под днище марсель в качестве пластыря 28. Однако вода прибывала так быстро, что от этой затеи пришлось отказаться, и все, за исключением нас и наших стражей, принялись выкачивать и вычерпывать воду.

Поведение Эдвардса по отношению к нам нельзя ни объяснить, пи извинить. Даже при всем желании убежать мы никуда не смогли бы, и все же он удвоил стражу и запретил нас расковать. По счастью, размеров опасности мы тогда еще даже не представляли.

Как только начало светать, все поняли, что конец «Пандоры» – дело даже не часов, а минут. Корма фрегата так высоко вздымалась над водой, что на палубе было трудно удержаться на ногах. Офицеры спешно стаскивали в шлюпки провизию. В носовой части вода уже почти достигала пушечных портов. На крыше нашей тюрьмы стучали ноги матросов, спешивших на корму к шлюпкам. Мы кричали, стараясь привлечь чье-нибудь внимание, некоторые начали в отчаянии звенеть кандалами. Какие приказы были отданы на наш счет, я не знаю, но наши призывы наконец услышали. Помощник оружейника Джозеф Ходжес спустился и освободил от кандалов Берна, Маспратта и Скиннера, однако Скиннер, желал выбраться побыстрее, забыл в суматохе снять ножные оковы. После этого люк снова закрыли – сделано это было, по-видимому, по приказу лейтенанта Паркина, который несколько секунд назад заглядывал в люк.