Бунт в «Зеленой Речке»

За крытым пластиком столом Клод Туссен тихонько ел бобы, тертую морковь и обжаренные в сухариках рыбные палочки. Рядом с ним вокруг стола сидели еще четверо парней и слушали соображения Стоукли Джонсона на злобу дня, а именно: как передать губернатору штата петицию с жалобой на незаконную изоляцию блока „В“, минуя при этом Хоббса. Возвратившись в свой блок, Клод быстро усвоил наиболее выгодную для него линию поведения, то есть подавать голос только тогда, когда его спрашивают. Это в какой-то мере, хотя и не намного, облегчало ему жизнь, поскольку, как только в общем разговоре упоминались белые, блок „D“ или „этот пидор Эгри“, все присутствующие бросали мрачные взгляды в сторону Туссена, торопливо опускавшего глаза в свою тарелку.

— В гробу я видел вашего губернатора, — шумел Стоукли. — Этот козел половину своего рабочего времени подписывает нашим браткам смертные приговоры за неуплату дорожных штрафов. Если он и примет от нас петицию, то только для того, чтобы подтереть ею свою жирную белую задницу. Мать вашу, помните же, как обошлись с теми гадами, которые пытались убить Кинга в Лос-Анджелесе? Им разве что медали не вручили. Думаете, вас станут слушать?

— Так какого хрена нам остается делать, Стоук? Посылать дымовые сигналы мистеру Фаррахану? Или преподобному Джексону? Или каждую субботу ходить в церковь и молиться? — Это подал голос Майрс, усталый зэк родом из Браунсвилля, отбывавший свой третий срок за вооруженное нападение и попытку ограбления. Он повел толстыми плечами и стал совать в рот тертую морковку.

— Мы должны выжечь эту погань к черту! — рявкнул Стоукли. — Показать, кто мы на самом деле.

— Верно, Стоук! Твою мать, да на одного вертухая приходится пятьдесят наших! — Это Риид, один из радикальных сторонников Джонсона.

— Ерунда, — возразил Майрс. — Они вызовут Национальную Гвардию, а те подстрелят как куропаток человек десять-двадцать, и мы поползем по камерам на наших сраных коленках.

— Только не надо говорить о коленках, — угрожающе посоветовал Стоукли.

Но Майрс, как человек бывалый, продолжил:

— А какая разница? Ладно, не на коленках. Мы пожжем их, и некоторым из нас удастся умереть стоя, а не на коленях. Верно говорит Уилсон — это только даст им повод вколотить нас в землю и заявить на весь мир, что мы всего лишь животные, что и требовалось доказать.

— Уилсона здесь нет. Он-то не парится с нами в камерах!..

Все присутствующие молча взглянули на Джонсона. Затем Майрс произнес:

— Ему очень сильно досталось, Стоук.

Стоукли опустил голову и сделал долгий выдох, пару раз моргнул и ответил:

— Я просто хочу послать им такую петицию, какую они никогда не забудут.

Майрс негромко сказал, пряча горечь в глазах:

— „Нигеры На Тропе Войны“ — это все, что они поймут. Всем на все насрать, Стоук.

Стоукли треснул кулаком по столу.

— А вот мне не насрать! — рыкнул он и закрыл глаза. Мускулы его шеи напряглись, как струны. Открыв глаза, он уставился невидящим взглядом на сырые бобы и рыбные палочки в своей тарелке.

Майрс протянул руку и положил ее на стиснутый кулак Джонсона:

— Мы это знаем, друг. Именно поэтому ты нужен нам живой и здоровый, чтобы сплотить вокруг себя братков, чего ты никак не сможешь сделать из могилы или из штрафного изолятора.

Над столом повисло молчание. О жратве все забыли. Клод из солидарности тоже отложил вилку. Он никак не мог взглянуть на происходящее глазами окружающих. Может, стоило бы принимать дела земляков поближе к сердцу, но больше всего ему хотелось выбраться отсюда, а Хоббс, каким бы сукиным сыном он ни был, обещал дать ему шанс. Возможность сидеть в баре у Альфонсо и потягивать через соломинку „Уан Хандред Пайперс“… Клода здорово смутила расовая ненависть, царившая в тюрьме. Это напоминало жару, в которой все они жили: постоянное и всепроникающее напряжение, все научились принимать его как должное и забыли о нем до той поры, пока какое-то из ряда вон выходящее событие не заставит все противостоящие стороны разрядиться в свирепом насилии. Клоду делалось особенно не по себе оттого, что он успел пожить по обе стороны демаркационной линии. Он не интересовался политикой; конечно, в „Зеленой Речке“ хватало выродков, но большая часть зэков была обычными парнями. Конечно, в блоке „B“ редко можно было услышать „Уэйлон Дженнингз“, а в блоке „D“ не крутили записи рэпа, но в основном темы для разговоров во время ленча были общие: баскетбол, бабы, боли в спине, апелляции, вести из дома, байки про секс и драки, как правило, щедро расцвеченные воображением собеседников. Никакой вроде бы разницы между людьми, но вот однажды ты выходишь во двор и видишь, что мексиканцы и братки по крови стоят, набычившись, друг против друга, и нужно быстро к кому-то присоединяться.