Бунт в «Зеленой Речке»

— Если бы я заболел, ты, возможно, поступил бы так же, — предположил Клейн.

Лопес рывком повернулся к нему: глаза парня пылали от гнева и презрения. Рука Клейна свалилась с его плеча.

— Я бы на тебя плевал! — огрызнулся Винни.

Клейн бесконечно долго выдерживал его взгляд, затем качнул головой.

— Нет, — спокойно сказал он. — Это ты сейчас плюешь на самого себя.

Все презрение, светившееся в глазах Винни, растворилось в неприкрытой горечи. Лицо его исказилось, и он хотел было снова отвернуться, но Клейн удержал его за плечо:

— Умри как мужчина, Винни…

Тот в смятении уставился на Клейна; губы парня дрожали.

— Хотел бы я… — прошептал он, борясь со слезами. — Это все, чего я хочу. Это все, приятель.

Все…

Клейн проглотил комок:

— Мужчины умирают и так.

Винни отрицательно затряс головой, но Клейн продолжал:

— Конечно, легко чувствовать себя мужчиной, наступив кому-нибудь на горло. Приятное ощущение, я знаю. А вот остаться мужчиной, лежа в своем собственном дерьме, — это другое дело. Это чувство мне незнакомо. Может быть, у меня и не получится, даже если придется попробовать. Но человек, который останется мужчиной в такой ситуации, может считать себя очень сильным человеком.

На глазах Лопеса навернулись слезы, и он было зажмурился, но затем с трудом посмотрел на Клейна.

— Мне страшно, приятель, — признался он.

— Я знаю, Винни. — Клейн взял парня за руку.

— Мне страшно, — повторил больной и стал негромко всхлипывать.

Клейн молча сидел рядом, позволяя огромной, как мир, боли распирать его грудь. Он понимал, что все сказанные им слова могли служить утешением ему, но не Винни. Какие могут быть утешения, если тебе предстоит сгнить заживо в двадцать два года… На мгновение лед в сердце Рея растаял полностью, и он страстно возжелал обрести какую-нибудь волшебную силу, которая сделала бы всех здоровыми, счастливыми, богатыми и свободными. И его самого тоже… В эту секунду он испугался, что его прошение об освобождении будет удовлетворено, и понял мотивы своего вызывающего поведения на прошлогоднем заседании комиссии: ведь если его освободят, он потеряет все. Здесь он оставался врачом; на свободе он станет никем. В голове даже промелькнула мысль обломать о голову капитана Клетуса стул, чтобы отправиться в карцер, но минутный порыв быстро прошел, и Клейн остался сидеть подле койки Лопеса, держа того за руку и прислушиваясь к свисту измученных легких парня. Спустя несколько минут, показавшихся Клейну часами, Винни обмяк и затих.

По ту сторону занавески рыкнул грубый голос:

— А ну прекрати эти штучки, Дино: и так дышать нечем. Я тебя предупреждал: если есть силы на курево, так напрягись, чтобы дотащиться до курилки. Нам здесь неохота твоим дерьмом дышать…

Лопес замер и вытер лицо краем простыни.

— Я не хочу, чтобы Лягушатник видел меня таким, — сказал он.

— О чем разговор, — ответил Клейн, зная, что Винни, как и все больные, благоговел перед Коули. Кивнув, он поднялся со стула. — Я еще загляну к тебе позже.

Подняв с пола мешок с бельем, он остановился перед занавеской:

— Винни, я хочу попросить тебя кое о чем.

Лопес вопросительно взглянул на него.

— Разреши мне вызвать твою мать, — сказал Клейн.

Винни отвернулся.

— Подумай хорошенько. И над тем, о чем мы с тобой говорили, — посоветовал Клейн и потянулся к занавеске.

— Клейн, — окликнул его Лопес.

Клейн взглянул на парня через плечо. Секунду помешкав, Лопес кивнул.

— Спасибо, Винни, — кивнул в ответ Клейн. Он выскользнул за занавеску как раз вовремя, чтобы перехватить Коули:

— Винни нужно некоторое время побыть одному. Коули посмотрел на занавеску, затем перевел взгляд на Клейна и подбросил на ладони мешочек с жидкостью для внутривенного вливания.

— Сдается, это может маленько и подождать.

— Спасибо, — поблагодарил его Клейн. Коули бросил взгляд на часы:

— Насколько я припоминаю, у тебя свидание с нашим всемогущим повелителем, чтобы узнать, насколько прилежно ты сосал белые пупырышки у членов комиссии. — И он показал на часы Клейну.

Без двадцати пяти одиннадцать! Хоббс уже ждет!..

— Твою мать! — вздохнул Клейн и, сдирая с плеч белый халат, побежал к двери.

Глава 5

— Становись раком, нигер!

Хриплый шепот Стоукли громыхнул ей в ухо.

— Я не хочу видеть твою паскудную рожу.

До нее донесся сперва кислый запах дыхания, который был тут же перебит мерзкой, гнилой вонью от члена Стоукли, извлеченного им из своих трусов. Голос Стоукли мешался с громыханием угрожающего голоса вокалиста „Айс Ти“, чья боевая песнь доносилась из кассетника.

— И давай смирно. Я тебя уже предупреждал, что если он выскочит, как в прошлый раз, я вырежу твой черный пидорский член и вдолблю его тебе в задницу.