У Клейна сжалось сердце: ему очень хотелось сказать негру прямо здесь, сейчас, многое, что он знал, но никогда не произносил вслух: слушай, парень, ты — терапевт от Бога! Да я горжусь тем, что хожу с тобой по одной земле! Ты великий человек и великий лекарь. И великий друг… Мне страшно жаль, что ты не выйдешь завтра отсюда вместе со мной, но я ничего не могу поделать. И мне очень жаль, мать твою растак, что ты мой самый близкий друг, и с этим я тоже ничего не могу поделать; а если бы и мог, то не стал бы, даже если тебе это не нравится. Слышишь меня, толстая харя?..
Эти слова отдавались в голове Клейна, но застряли где-то в груди. Он почувствовал себя идиотом.
— Я подойду минут через десять.
Коули фыркнул и исчез за поворотом лестницы.
Клейн треснул ладонью по стене: черт возьми все это заведение и его вместе с ним!.. Оттолкнувшись от стены, он направился к кабинету. Хрен с ним. Он выходит отсюда, а злость испытывать легче, чем боль. Плевать на все. А почему нет? Через двадцать четыре часа все, включая и Коули, станет только неприятным воспоминанием. И все-таки Клейна коробило от чувства горечи и вины. Распахнув дверь в кабинет, он сразу увидел Джульетту Девлин.
И мысленно отступил назад.
Девлин стояла спиной к нему, облокотившись на стол, и, оттопырив попу, листала медицинский журнал по неврологии. Между пальцами ее руки дымилась сигаретка „Уинстон Лайт“. Клейну всегда нравились курящие женщины — курение отбрасывало некую тень на их Богом данное совершенство, и Рей мог терпимее относиться к своим собственным многочисленным и разнообразным недостаткам. А в отношении Девлин эта плохая привычка имела большое значение, поскольку, по мнению Клейна, ее совершенство было абсолютным. Она была высокая, а ноги росли из шеи, что нравилось Клейну еще больше, чем пристрастие девушки к „Уинстон“. К тому же у нее были небольшие, крепенькие на вид груди, — во всяком случае, Рей на это надеялся, поскольку до сих пор не представилась возможность увидеть их в натуре. Но, главное — крутенькая, мускулистая попочка и трехсантиметровая щелочка вверху между бедрами. Созерцание ее привело Клейна в такое состояние, что он возжелал провалиться сквозь землю. К тому же у Девлин потрясающе варил котелок. Это тоже нравилось Клейну, хотя ни на йоту не облегчало его теперешнего состояния.
Девушка повернула голову и взглянула на Клейна: длинная шея, правильные черты лица, карие глаза, которые не дрогнули, встретившись с ним взглядом… Короткая стрижка, придававшая ей вид хулиганистого мальчишки, была последним пятнадцатисантиметровым гвоздем, вбитым в ручки и ножки безнадежной страсти Клейна.
Мощная волна ощущений сплавила нервные окончания Клейна в единое целое, но в следующее мгновение рефлексы, произраставшие из суровой программы выживания, подавили неуместное желание и затолкали его, вопящее и брыкающееся, в самый дальний уголок подсознания.
Увидев лицо доктора, Девлин выпрямилась и повернулась.
— Что-нибудь не так? — спросила она.
Клейн медленно попытался обуздать себя — еще один аспект его сложных отношений с женщинами: ему всегда казалось, что догадайся они хоть на миг о бурлящем содержимом в его голове, немедленно бы припустили прочь, взывая к полиции о помощи. И это для него не шутки. Он понимал, что по отношению к Девлин подобные опасения излишни. Она производила впечатление человека, знавшего жизнь не только с парадной стороны, но старые привычки умирают не скоро.
— У Коули сегодня плохой день, — сказал он.
— Ничего, переживет, — ответила Девлин.
Ответ рассердил доктора. Кажется, он был услышан в том самом изолированном уголке подсознания.
— Переживет? — переспросил Клейн. — Все мы до поры до времени переживем. Если есть ради чего жить.
Девлин посмотрела на него:
— А вы ради чего живете?
— Не знаю, — признался Клейн. — Поэтому у меня сегодня день тоже не фонтан.
На лице Девлин отразился испуг:
— Комиссия отказала вам в освобождении?
Клейн и не знал, что она в курсе дела. Наверное, Коули сказал…
— Нет, — ответил он. — Завтра я могу уходить. В полдень.
Девлин расплылась в улыбке.
— Но это же здорово! Разве нет?
Клейн разозлился на себя оттого, что девушка, похоже, радовалась больше, чем он сам. Бессмыслица какая-то.
— Ага, еще бы, — согласился он.
— А почему вы не предупредили меня о заседании комиссии?
Клейн пожал плечами:
— Да я как-то не подумал, что это вас касается.
Щеки Девлин вспыхнули.
Клейн торопливо добавил:
— Я имею в виду, что хотел держать это при себе.
— Но почему?
До сих пор Клейн над этим не задумывался, но сейчас не замедлил с ответом:
— Потому что вы пожелали бы мне удачи, и переживали бы за меня, и надеялись, а мне дали бы от ворот поворот, тогда пришлось бы делать вид, что для меня это не такой уж сильный удар.
Повисло молчание: Девлин вникала в смысл сказанного.
— Ерунда, — сказала она наконец.
— Возможно.
Девлин отвела руку с зажатой между пальцами сигаретой ладонью вверх:
— Я могла бы написать вам рекомендацию, чем-то помочь…
— Знаю, — сказал Клейн.
Именно такой сцены он и старался избежать, не сообщая Девлин о предстоящем заседании комиссии.