Бунт в «Зеленой Речке»

Это случилось потому, что, как осторожно объяснил ему Клейн, Грауэрхольц был одним из тех редких даже в „Зеленой Речке“ индивидуумов, у которых между мыслью и действием не существует никакого интервала и которым страх в связи с возможным возмездием совершенно чужд. Некоторые живут одним днем — Грауэрхольц жил одной минутой. О будущем Гектор задумывался, лишь когда напоминал себе, что независимо от его победы или проигрыша все когда-нибудь закончится так же, как и с его папашей — толстым, никчемным и выжатым как лимон, другими словами, хуже мертвого. Так какого же хрена беспокоиться? А тюремная жизнь Гектору нравится. Халявная жратва и койка, постоянное ожидание драки, игра по самой высокой ставке. Поначалу, конечно, не хватало девки, но со временем об этом дерьме забываешь. Большинство парней дрочит или платит другим за отсос — или заставляет делать бесплатно — только для того, чтобы убедиться, что его снаряжение все еще работает. Кайфа от этого все равно немного. Во всяком случае, Грауэрхольц к сексу равнодушен; все равно самое приятное в этом занятии — слушать вой этих потаскух, когда их колотишь. Теперь, когда их не видно поблизости, он о них практически не вспоминает, да и о самом сексе тоже.

Так вот, Клейн объяснил Грауэрхольцу, что люди боятся его как раз потому, что у него нет вот этого временного промежутка между позывом и действием. Он не был здоровенным, не был сильным и не был особенно умным: он был опасен, как змея, полураздавленная козой, или как взбесившийся волкодав, которого следовало бы пристрелить, и люди это понимали. Неизвестно, входило ли это в намерения доктора, но Грауэрхольц остался очень доволен подобным его разъяснением.

Мечтательное настроение Гектора было прервано появлением Буббы Толсона, толстый палец которого подталкивал в спину спотыкавшегося Сонни Уэйра. На бледно-зеленом лице Сонни губы дрожали и кривились, как червяки в банке с наживкой.

— Эй, Сонни, куда ты пропал? — ангельской улыбкой приветствовал гостя Грауэрхольц. Ему приходилось повышать голос, чтобы перекрыть завывание пилы. Уэйр глуповато ухмыльнулся в ответ.

— У меня понос, — пожаловался он.

Грауэрхольц поцокал языком и сочувственно покачал головой:

— Так надо обратиться в лазарет, — посоветовал он. — Кто же позаботится о твоем здоровье, кроме тебя самого?

— Дык мне неохота в эту паскудную палату в лазарете. Там же одни пидоры лежат, знаешь?

Грауэрхольц кивнул Буббе, нависшему над плюгавой фигурой Уэйра.

— Боюсь, что там можно подхватить и что-нибудь похуже, — продолжал Сонни. — Ой, больно!

Бубба одной ручищей обхватил Уэйра сзади, а грязной ладонью второй зажал ему рот и нос. Сонни извивался и отбрыкивался, но Толсон поднял его в воздух и занес за стальной щит, укрывавший циркулярную пилу. Грауэрхольц посмотрел в противоположный конец склада, где дюжий Хорэс Толсон как раз забрасывал мешок с цементом на верх кучи. Бородач остановился и присмотрелся к Гектору. Тот поднял большой палец вверх и обхватил его ладонью другой руки, будто обжимая детонатор.

Хорэс поднял кирпич, подошел сзади к боссу Уилбуру и сбил наземь одним ударом.

Пока он затаскивал тело вертухая в ангар, подальше от глаз дежурившего на вышке западной стены охранника, Грауэрхольц за стальным столом улыбнулся Уэйру. Пронзительный визг пилы усиливал напряжение момента. Лицо Сонни, полуприкрытое лапищей Буббы, распухло и побагровело; глаза вылезли из орбит.

— Ну что, стукачок! — прокричал Грауэрхольц, перекрикивая вой пилы. — Так какая лапка тебе нужна меньше?

Глава 12