Бунтарь ее величества

– Что раздражает, ты спрашиваешь? Но ведь ты знаешь ответ, Саша. Все то же, что и всегда! Всегдашнее лицемерие, подлое лицемерие моей матери, которая думает одно, чувствует другое, говорит третье, а делает четвертое! Она говорит, что любит Россию, постоянно посещает русские церкви, кладет земные поклоны – и при этом все время окружена иностранцами. Вот и теперь мне передают, что императрица приблизила к себе троих гостей из Северной Америки. Представляешь? Англичан, поляков, французов ей мало, подавай теперь еще американцев! Все заказы на строительство дворцов, на писание картин, на составление хроник ее царствования даются только иностранным авторам, русские не получают ничего. Но самое подлое – это ее разврат, откровенный, наглый разврат! Она открыто возит с собой своего любовника Дмитриева-Мамонова, который вдвое ее моложе, тут же встречается со старым фаворитом Потемкиным и заигрывает с фаворитами будущими! Как ее только гнев небесный не поразит, когда она земные поклоны кладет! Все у нее показное – благочестие, просвещенность, успехи!

– Ну, тут ты несправедлив, – заметил Куракин. – Я имел возможность проехать по новым землям и должен отметить, что там действительно многое сделано. Крепости, дороги… Всюду видны новые деревни…

– А знаешь, что мне рассказывали? – перебил его Павел. – Что на самом деле деревень никаких нет! Что это Потемкин перед приездом матери велел настроить по холмам вдоль дорог, а также по берегам Днепра декораций, которые издали похожи на деревни. Местные мужики их так и называют: «потемкинские деревни».

– Неужто в самом деле так? – удивился Куракин. – А история занятная! Я, пожалуй, расскажу на балу у прусского посланника. Однако должен заметить, что ты прямо кипишь от злости. Это вредно для здоровья, держать такое негодование втуне, оно требует выхода.

– Выхода, говоришь? – горько усмехнулся Павел. – Какой же здесь может быть выход? Оба мы понимаем, что выход здесь может быть только один. А именно – я должен получить трон, который принадлежит мне по закону. Однако моя мать даже не хочет допустить меня к малейшим началам государственного управления!

– Несколько лет назад, помнится, ты вынашивал планы овладения троном. Это были дни известного возмущения самозванца и брожения в столицах. И вокруг тебя даже сформировался кружок людей, готовых участвовать в таком предприятии. Я, признаться, думал, что вы уже решились, и с некоторым страхом ожидал ваших действий. Но никаких действий не произошло…

– Да, мы тогда ни на что не решились, – с горечью признал Павел.

Воспоминание об упущенной возможности прихода к власти угнетало его, он перестал бегать по комнате, вернулся к столу, налил себе еще вина, выпил и продолжил:

– Ты, наверное, хочешь знать, почему мы тогда не решились выступить? Изволь, я объясню. Это престранная история, надо сказать. Мы собрались в моем кабинете в Летнем дворце – ну, ты знаешь этот кабинет. Кто там был, я тебе не скажу – лучше этого не знать. Все это были люди храбрые и влиятельные. И они уговаривали меня поднять возмущение, то есть поступить так же, как в свое время поступила моя мать, лишив моего отца права на трон. И я уже склонился на их уговоры, готов был даже подписать декларацию, как вдруг…

– Да, и что же? – спросил заинтригованный Куракин.

– Как вдруг в кабинете, откуда ни возьмись, появились три человека. Двое из них, возможно, залезли через окно. Но не спрашивай меня, каким образом они его достигли, при том, что оно находилось, самое меньшее, в четырех саженях от земли. А третий прятался в кабинете, и как туда попал – неизвестно. Эта троица стала угрожать нам, что немедленно раскроет наш замысел императрице, а возможно, и убьет смертью кого-то из нас, если мы не откажемся от своего намерения. Их явление было так внезапно, слова так грозны, что никто не решился им противоречить. И мы дали обещание не предпринимать никаких действий. Вот почему я тогда не выступил.

– Но кто же были эти трое? – спросил Куракин.

– Мы потом несколько раз возвращались к этому вопросу, но так ничего и не решили. Возможно, это были люди всесильного Потемкина или же шпионы английского посланника – как ты знаешь, послы британского короля стоят за плечами моей матери. Так или иначе, но момент мы упустили.

Павел сгорбился в кресле, став похожим на какого-то огромного кузнечика или богомола – жалкая, уродливая фигура. Куракину стало искренне жаль своего друга.

– Однако же ты, мой друг, как я замечаю, все же не теряешь присутствия духа, – заметил он. – И это правильно! Ты много строишь, занимаешься своими войсками, что расквартированы здесь, в Гатчине…

Впервые за время беседы на некрасивом лице наследника промелькнула слабая улыбка.