Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

«Почти все бросили свое оружие и были одеты кое-как, в особенности износились сапоги… Можно было видеть людей, покрытых странными одеждами, в женских шубах, в тысяче разных лохмотьев. Генерал был не лучше солдата или барабанщика, его тоже толкали, но он ничего не смел сказать, потому что не было больше ни субординации, ни дисциплины. Все были охвачены одной-единственной целью, единственным желанием как можно скорее добраться до Вильны, на которую смотрели как на обетованную землю, где никто больше ни в чем не будет нуждаться»^{997}.

Русские били и брали в плен «стадами» не только изнуренных и деморализованных солдат неприятеля. Упомянутый выше Гогендорп едва ли не каждый день подкреплял Виктора свежими войсками. Уже на подступах к Вильно он отправил к нему целую пехотную дивизию Луазона. Через три дня от нее осталось не более шестисот человек и ни одной пушки.

— Как могло случиться, что столь многочисленный отряд так быстро растаял? — удивился Кастеллан, обращаясь к одному из сержантов дивизии.

— Очень просто, — ответил он, — нам ничего не осталось, как следовать примеру тех, которые в таком беспорядке прибыли из Москвы^{998}.

26 ноября жалкие остатки Молодой и Старой гвардии вошли в Вильно. За ними в беспорядке тянулись толпы солдат, потерявших не только оружие, но и человеческий облик и даже рассудок. Через сутки в городе собрались десятки тысяч французов. Из них не более девяти тысяч были вполне боеспособны. В тот же день к литовской столице подошли казаки Платова.

М. И. Кутузов — М. И. Платову,

27 ноября 1812 года:

«…Узнав из рапорта Вашего Сиятельства, сейчас полученного, что Вы завтра намерены вступить в Вильно, я спешу поручить Вам в особенности употребить все меры, дабы сей город не был подвержен ни малейшей обиде… Наши поступки в теперешних обстоятельствах будут иметь большое влияние на предбудущее время… Сохраняя порядок в войсках, мы сохраним славу нашего оружия…»^{999}

Вечером 27 ноября Мюрат заверял Гогендорпа: «Бели на меня нападут» я буду биться. У нас много людей»^{1000}. Генерал-губернатор усомнился и, как оказалось, не зря. В полночь неаполитанский король покинул Вильно. Утром, когда стало светать, на его улицах и площадях появились казаки, наводившие на всех ужас стрельбой и раскатистыми криками «ура». Французы устремились к Ковенским ворогам. Проход через них был невозможным^{1001}. Оставшиеся в городе войска предпочли сдаться. В числе пленных оказались 7 генералов, 242 офицера и 9517 рядовых, не считая 5139 больных и раненых, находившихся в госпиталях на лечении^{1002}

.

Платову не пришлось поддерживать порядок в литовской столице. Эту задачу Чичагов возложил на авангард Дунайской армии.

В пять часов утра Мюрат и его передовые войска достигли Поварской горы, и она стала для них трудным барьером. Лошади не смогли преодолеть обледеневшую крутизну. Дорога оказалась загроможденной пушками, фургонами и повозками. Неаполитанский король и сопровождавшие его маршалы вынуждены были выйти из своих карет и пешком продвигаться вперед по глубокому снегу слева и справа от тракта.

Люди теряли рассудок, а Кастеллан с завидным постоянством заполнял свой дневник. Вот что записал он вечером 28 ноября: «При этом несчастном подъеме мы оставили все пушки и большое количество багажа и повозок. Наши собственные солдаты разграбили часть армейской казны при появлении казаков, одно время даже работали с ними в полном согласии. Ночью многие французы и союзники предлагали мне купить награбленные вещи, серебряные чаши, приборы и т. п.»^{1003}

В то время, когда тысяча казаков под командованием полковника Кайсарова наводила. ужас на-неприятеля на окраинах Вильно, Платов с основными силами своего корпyca обошел город с юга и расположился в пяти верстах от него, у Погулянки, чтобы отрезать французам путь отступления на Ковно. «На вершине горы Понарской», только что оставленной войсками Мюрата, атаман приказал установить батарею из десяти орудий конной артиллерии, обращенных жерлами на большую дорогу.