Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

В первом блоке особое внимание уделяется подвигам казаков под знаменами князей Долгорукого-Крымского, Потемкина-Таврического, Суворова-Италийского, Кутузова-Смоленского. Из донских героев на страницах книги действуют многие генералы и офицеры — участники военных кампаний в Турции, Польше, Голландии и России, в истории которых до сих пор останутся спорные и нерешенные вопросы.

Второй блок вопросов посвящен бунтарям конца XVIII века: хорунжему донской Зимовейской станицы Пугачеву и полковнику императорской свиты Грузинову. Первый надеялся возвести себя на прессов, второй, мечтал осчастливить народы сразу двух империй — Российской и Османской.

Самым известный из названных героев является, конечно, Пугачев. О нем написано столько, что реальный образ авантюриста, грабителя, убийцы и похотливого хама уже давно исчез со страниц учебной, научной и художественной литературы, уступив место радетелю о благе всех сирых и бедных.

О свитском полковнике Грузинове не ведают даже многие специалисты, ибо сегодня нет о нем публикаций, основанных на серьезном изучении источников, рассеянных по архивам Ростова, Москвы и Петербурга. А те, что есть, представляют собой причудливую смесь правды и неудержимой фантазии.

На страницах этой книги читатель найдет несколько упоминаний об историках-марксистах, упрекаемых в фальсификации нашего прошлого, и, возможно, Поинтересуется:

— А сам-то ты когда ухватился за великий принцип исторической науки: «что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских?»

Отвечу:

— В повседневной работе историка-преподавателя — давно, историка-ученого — недавно, когда появилась возможность писать, оценивать людей и события прошлого с позиций здравого смысла и совести. Потому-то в течение полутора десятилетий я был известен только моим студентам. Но, право же, и ради этого стоило жить!

В меру сил и способностей я стремился заинтересовать читателя, но не за счет вымысла. Каждая фраза книги имеет документальную основу, даже рассуждения о погоде подкреплены источниками. С моими характеристиками, наблюдениями и выводами можно соглашаться или не соглашаться. Молчаливое единодушие бывает лишь на кладбище. В реальной жизни все значительно сложнее.

Сегодня бурно обсуждается проблема возрождения казачества. Практические шаги верховной власти в этом направлении имеют сугубо конъюнктурный характер и предпринимаются в спешке с целью самосохранения. Сама идея мне представляется мертворожденной, ибо вдохнуть жизнь в труп без вмешательства Провидения невозможно. Но элементы бывшей организации, ее культурно- и военно-исторические традиции, восстановленные усилиями добросовестных ученых, могут сыграть неоценимую роль в воспитании утраченного чувства национальной гордости. Без этого у России не может быть будущего.

Я буду вполне удовлетворен, если читатель найдет в моей книге полезные для себя сведения о героическом, «безумном и мудром» восемнадцатом столетии, об Отечественной войне 1812 года, в которой донские казаки покрыли себя неувядаемой славой.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

С нами Бог и Екатерина!

ГЛАВА I

«Времен очаковских и покоренья Крыма…»

1. Находка в московском архиве

Однажды вьюжным московским утром зашел я в бывший дворец Разумовских, где ныне размещается Военно-исторический архив России, и засиделся в читальном зале до фиолетовых сумерек. Листаю толстенные фолианты с документами двухсотлетней давности. Мелькают знакомые фамилии фаворитов, государственных деятелей, военных. Не задерживаясь, переворачиваю пожелтевшие страницы. И вот — удача! Передо мною «всепокорнейший рапорт» Ивана Федоровича Платова на имя Григория Александровича Потемкина, написанный в 1775 году убористым почерком достаточно грамотного человека^{1}. Сердце заколотилось, в руках появилась дрожь: писал-то отец будущего «атамана-вихря». Эта находка и определила замысел и композицию предлагаемой читателю книги.

Вот о чем поведал мне неизвестный исследователям документ. Родился Иван Федорович в 1725 году в Черкасске. Отроком начал службу. Долго рыскал по Крымской степи и в Закубанской стороне, охраняя российские пределы от неожиданных набегов татар. Ходил в Остзейские губернии и в Грузию. Оставил за спиной Пруссию с лихими атаками под Кюстрином. За подвиги в Семилетней войне получил от Елизавет Петровны саблю.

В 1760 году Платов «послан был с самонужнейшими секретными делами» из армии в Петербург и там задержался. Вскоре столица оплакала красавицу Елизавету. Через несколько месяцев свезли в конец Невского и зарыли в могилу прибитого в Ропше ее племянника Петра III. А он все сидел на казачьем подворье и ожидал.