Бунтарка, ставшая святой

Как-то Анджелина стащила из кабинета директора папку со сбоим личным делом. Двадцать страниц, исписанных убористым почерком, — и все для того, чтобы понять, почему девочка рисует на полях тетрадей гробы, ходит в школу с ножом и красит губы синей помадой.

— Меня с детства называли социопаткой, — вспоминает Анджелина. — Когда я выросла, то решила, что нужно выяснить, что это такое. Пришла в книжный магазин и спрашиваю: «Где у вас литература о социопатах?». Продавец отвечает: «Посмотрите под рубрикой „серийные маньяки“. Ну, думаю, хорошая у меня компания»….

Зло внутри

Свою знаменитую коллекцию ножей Анджелина начала собирать с тринадцати лет — ножей, а в четырнадцать привела домой приятеля, с которым они прожили вместе два года. А дело было так: в один из осенних дней ома появилась на пороге дома в обнимку с парнем, у которого на голове был синий ирокез, а в губе, носу и брови торчали сережки.

— Мы будем здесь жить, — отрапортовала девушка и, проигнорировав округлившиеся глаза мамы, направилась и свою комнату.

Два года «молодые» прожили за закрытыми дверями детской комнаты Энджи. Звуки, доносившиеся оттуда, убедили Маршелин в том, что ее дочь давно уже не ребенок. Кроме всего прочего, это были не очень здоровые отношения: они постоянно дрались на ножах.

В шестнадцать лет она чуть не погибла, врачи едва спасли ей жизнь — опасная игра закончилась огромным порезом на сонной артерии… И именно тогда ее приятель ушел. А напоминанием о том времени на теле Анджелины осталось множество татуировок из японских иероглифов, крестов и драконов, сделанных на местах порезов.

— Мне все время казалось, что я была недостаточно хороша для него. Я хотела, чтобы он помог мне вырваться из этого медленного сумасшествия, и каждый раз, когда понимала, что он не мог помочь мне, я выходила из себя и в дело вступали ножи, — я просила его зарезать меня или позволить мне зарезать его… Я постоянно чувствовала, что Зло сидит у меня внутри и пытается вырваться наружу…

Метательница ножей

Школьные психологи сразу же заинтересовались Анджелиной. День за днем девочка выслушивала лекции о том, что все дети из неполных семей заведомо обречены на неудачную личную жизнь и одиночество. Девочка старалась не разочаровывать врачей и учителей регулярно подкидывала им «работы». Она ненавидела школу. А больше всего в школе она ненавидела тихо сидеть и слушать всякий бред.

Одноклассники, увидев на полях тетради Анджелины нарисованные гробы, пустили слух, что она ведьма, и перестали с ней общаться и объявили бойкот, который длился год. Энджи это было только на руку: она уехала к отцу и познакомилась с компанией панков, которые одевались и выглядели точно так же, как она, и чувствовала себя среди «отбросов общества» своей.

Постепенно психиатры от нее отстали. Она продолжала ходить в черной коже, красить волосы в красный и фиолетовый цвета, а губы в синий, увлекалась театром и метанием ножей… Буквально на вторую неделю пребывания в лос-анджелесском особняке отца она притащила эту невменяемую компанию панков и начала упражняться в метании по живым мишеням прямо в гостиной! В другой раз, придя домой после многочасовых съемок, Войт обнаружил Энджи обкурившейся травки и всю в шрамах — она опять метала ножи. На этот раз, похоже, в саму себя…

Выживают только сильнейшие

Она ускользает в кабинет и возвращается с тетрадкой. На обложке написано какое-то матерное ругательство. На второй странице нарисованы три кинжала и слова «Смерть: вымирание жизни». Есть там рисунки оружия и цитаты: «Выживают только сильнейшие». Дальнейшие определения: «Боль: физическое или умственное страдание». «Вскрытие: исследование трупа». Она быстро выхватывает тетрадку обратно, по-видимому, в смущении. Я вижу слово «ад» и картинку дьявола. За ней — выдранная страница с полосой посередине, на которой виднеется лишь одно слово «Самоубийство».

— Сейчас я могу позволить себе посмеяться над этим, а тогда все было очень серьезно, — говорит она.

Влюбленная в смерть

Энджи объясняет причину своего нездорового интереса к смерти так: «Я хотела быть распорядителем на похоронах, — говорит она. — Она уходит обратно в кабинет и возвращается с неопровержимым доказательством — копией справочника института похоронного искусства 1987 года. „Это был один из тех курсов, на которых Вас учат быть похорономейстером“, — говорит она. Я бегло просматриваю книгу, и нахожу тест с выбором ответов на вопросы на задней обложке, заполненный ее рукой. Ее терпению приходит конец. Она выхватывает книгу из моих рук.

— ОК, — говорит она, — этого достаточно!