Бунтующая Анжелика

Губы Анжелики задрожали. Она не смогла справиться с разочарованием и растерянно пробормотала:

— Так он не вернется?..

— Нет, не вернется. Но довольно об этом. Если этот любовник мог предоставить вам, признаю, серьезные преимущества, то и мэтр Берн неплохое завоевание. Вы умно сделали, посадив на крючок этого богатого вдовца. Дело стоящее…

— Я не позволю вам так…

— А я не позволю вам больше смеяться надо мной, бесстыдная притворщица, — заорал Бомье, словно его охватил священный гнев. — Что? Вы не его любовница?.. А что вы делали в конторе мэтра Берна в тот самый день третьего апреля, когда судебный пристав Громмер пришел получить пошлину?.. Громмер ведь видел вас!.. Корсаж у вас был расшнурован и волосы распущены по плечам… Ему пришлось бог весть сколько барабанить в дверь, пока этот протестантский грешник собрался открыть… И вы имеете наглость смотреть мне в глаза и утверждать, что вы ему не любовница?.. Лгунья, интриганка, вот вы кто!

Ему не хватило воздуха, и он умолк, с удовольствием наблюдая, как вспыхнули щеки Анжелики.

А она никак не могла справиться с собой. Что же делать? Как отбиваться?.. Судебный пристав не заметил, к счастью, в полутьме конторы, что платье ее было порвано и выпачкано кровью. Это еще не так страшно — он приписал беспорядок ее одежды лишь фривольным причинам. Но кто же подумал бы иначе?..

— Перестали чваниться? То-то же… — торжествовал ее мучитель, очень довольный, что заставил ее опустить глаза. Просто поразительно, до чего доходит наглость этих женщин. Готовы убеждать вас, что вам все пригрезилось.

— Ну?.. Что же вы скажете?

— Бывают у людей слабости…

Бомье сдвинул веки, на лице его появилось ласково-ехидное выражение.

— О, конечно, слабости!.. Почему бы их не иметь такой женщине, как вы, которая привлекает внимание мужчин и знает это… Да это ведь ваше постоянное занятие. Я бы удивился противоположному. В конце концов, это ваше дело — то, что вы увлекли этого Берна. Но вы мне нагло солгали, когда я вас об этом спрашивал, и продолжали бы защищать свою оскорбленную добродетель, если бы я не доказал вам обратное… Раз вы так лгали в одном, значит, можете лгать и в ответах на другие вопросы! Теперь я вас поймал, красавица! Знаю, чего вы стоите. Вы сильны, но я посильнее вас.

Анжелика поняла, что попала в ловушку. Этот человечек, от которого несло ладаном и канцелярскими бумагами, был очень хитер, а она словно утратила свою прежнюю находчивость. С этим было страшнее, чем с Дегре. Даже в тот день, когда Дегре вынуждал ее признаться, что она причастна к делу ограбления, все-таки между ними было что-то общее — плотское влечение, делавшее увлекательной самую ожесточенную борьбу. Но тошно было даже подумать о том, чтобы воспользоваться своим очарованием для преодоления злобы этого дурно пахнущего пройдохи. Это было выше человеческих сил, да и могло ничего не дать. Бомье принадлежал к тому же типу людей, что Солиньяк, только стоял ступенькой ниже. Он находил наслаждение в неуклонном исполнении своих обязанностей, при виде униженных и молящих о пощаде людей, в сознании своей силы, позволяющей одним росчерком пера загубить чью-то жизнь.

Сейчас он сидел, скрестив руки на тощем животе с таким блаженным видом, который бывает только у толстяков. Этот жест подчеркивал его ограниченность, делал его чем-то похожим на старую деву.

— Что же, милочка, будем говорить по-хорошему? Так зачем же вы связались с этими еретиками? Не спорю, в другое время Берн с его состоянием мог показаться хорошей добычей. Но вы достаточно умны, чтобы понимать — сейчас состояние реформата уже висит на волоске. Если только он не обратится! Ну, тогда дело будет другое. Будь вы половчее, вы бы давно преподнесли нам обращение Габриэля Берна и всей его семьи. Тогда бы вы выиграли по всем статьям, а теперь смотрите, куда вы себя затащили: соучастница в убийстве, соучастница в гугенотских замыслах. Вы утратили все преимущества католички. Вас можно обвинить в намерении вступить в эту ересь. А это очень опасно.

Он снова заглянул в лежавшую перед ним бумажку.

— Вот и кюре ближайшего к месту вашей службы прихода, Сен-Марсо, заявляет, что вы не ходите на его службы и не приходили к нему исповедоваться. Как это понимать? Вы отказываетесь от католичества?

— Что вы! Нет, конечно! — вскричала Анжелика, на этот раз с искренним возмущением.

Бомье почувствовал это и разозлился. То, что он задумал, не получалось. Он засунул в нос понюшку табаку, втянул его, потом чихнул, не извиняясь, и долго сморкался с отвратительным присвистыванием. Анжелике вспомнилось, как Онорина выскочила с глазенками, сверкающими под ее зеленым чепчиком, и бросилась на Бомье, размахивая палкой и крича: «Я тебя убью». Сердце ее охватила любовь к непокорной крошке, уже сейчас готовой восстать, как и она сама, против всего подлого и гнусного. Надо было скорее выбраться отсюда, вернуться к Онорине, использовать немногие часы, остающиеся до бегства.

— А что вы об этом скажете?