БУПШ действует!

Я опять смотрел на нее и еще соображал. Конечно, ей самой сейчас тяжело. И все-таки она пришла. Ко мне ей легче всего. Я живу на другой улице. И вроде никто не увидит, как она подлизывается. А только почему — подлизывается? Может, совсем и нет. Ей ведь тоже хочется быть с нами. Не может же она вечно быть одна. А тут есть причина, чтобы прийти.

— Сядь, — сказал я. Она снова села. — Что же мы можем сделать с Черданихой? — хмуро спросил я только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Она опять вздохнула:

— Не знаю. Надо что-то придумать. Как друзья Бориса.

— Ладно, — согласился я. — Люся придумает. Только опять же…

— Что? — торопливо отозвалась она.

— Да, лето-то кончается. А штаб у нас летний. — Ну, мы пока. Хоть до школы.

— Ладно, — повторил я. — Только давай пойдем вместе в БУПШ и скажем. Согласна?

Она помолчала и вдруг спросила:

— А что это у тебя за фотография?

Я подумал, что она увидела нас троих у вагона, но ошибся.

В стороне лежал снимок, где я стою в Назаровом саду, в кустах, — с одним туловищем, а лицо захлестнула ветка.

Назар дал мне эту карточку просто так, для смеха, и я даже забыл про нее, а теперь она вывалилась из тетрадок. Вика взяла ее и засмеялась:

— Ой, а где же голова?

Она уже развеселилась.

Я ответил:

— Не было у меня тогда головы.

Я пошутил, но мне и вправду кажется, что с тех поря стал совсем другой. Ну, разве не смешно, что я тогда самыми последними словами ругал Люську Кольцову и даже дневник свой начал писать оттого, что был на нее злой.

А теперь…

Я взял в руки другую фотографию и протянул ее Вике.

— А это видишь?

Она долго рассматривала. На кого она больше смотрела?

На Бориса, которого не взлюбила? Или на Люсю?

А может, на меня?

Сам я, по крайней мере, смотрел на себя и радовался, что стою рядом с Люсей. Правда, немного на отшибе. Может, Борис, когда получит от Назара этот снимок, вовсе отрежет меня ножницами. И тогда будут они на карточке одни — он и Люся…

Ну и что ж! А я все равно буду смотреть на свою и радоваться, что вот были мы все вместе, вчетвером… Четвертого хоть и не видно, но он тоже здесь. И смотрит на нас, как мы смотрим на его фотоаппарат. Да и не только вчетвером, а гораздо больше, потому что на нас смотрят все ребята, которые в БУПШе. И даже Вика Жигалова, которая сейчас рядом со мной…

Последняя страничка

Вот и кончилась моя тетрадка с зелеными корочками.

Когда Леха давал мне ее, то шутливо сказал:

— Записывай свои великие деяния.

Великих деяний у меня и сейчас никаких нет. Да и у кого из пятиклассников они есть? И все-таки нашлось кое-что записать!

А теперь я не знаю, как быть. Бросить писать, потому что не остается места, или выпросить у Лехи новую тетрадку?

Сегодня мы получили письмо от Бориса. Он сообщил, что приехал к тетке, и она его хорошо встретила и уже записала в школу, где он будет учиться. Еще он писал, что очень скучает обо всех.

И мы срочно должны ему ответить, рассказать подробно, как идут дела в БУПШе.

«Привет Демьянычу и его жене, Римме и всем, всем, — писал Борька. — До свидания!»

Мы сидели на бревнах и долго молчали. На крыши домов и на землю падали желтые листья. Назар сказал:

— Вот уже осень.

Потом добавил:

— А давайте не распустим БУПШ на зиму!

Маша-Рева обрадовалась:

— Верно! Пусть он будет у нас вечным!

Овраженский Гошка торжественно провозгласил:

— БУПШ не умрет.

И мне это очень понравилось.

Я еще не знаю, как это будет. Люси Кольцовой с нами не было.

Но она обязательно что-нибудь придумает.

А я заведу себе новую тетрадку и начну записывать в нее все, что мы будем делать дальше.

Потому что это уже точно: БУПШ мы теперь ни за что не распустим.

Пусть он живет и действует!