Буря на Волге

— Ах, так, курдюки бараньи! Астраханских чилимников задевать?! — крикнул Иван Петрович, сунув кулаком крайнего. Щеголи выскочили из кабачка, след их простыл.

С тек пор и укрепилось это рыбье прозвище за Петровичем, правда, наполовину укороченное — его стали звать Чилимом...

Стемнело. В небе загорелись одна за другой робкие звезды, половинка луны, похожая на раскаленный сошник, выплыла из-за густого вербача. Чилим неторопливо раскидывал сеть.

А в это время в теньковском кабачке шел приятный разговор хозяина плеса Пронина с теньковским урядником Чекмаревым.

— Вот зачем я позвал тебя, Лукич, — наливая стакан, говорил уряднику на ухо Пронин.

— Выпить и закусить, — ответил урядник, — это неплохо. Я люблю, — улыбнулся он, глядя в стакан выпуклыми рачьими глазами.

— Выпить, это само собой, а ты вот помоги мне.

— Для вас, Ларионыч, в огонь и в воду... — покручивая черные усы, ответил урядник.

— Надо мне поймать Чилима. Знаешь такого?

— Как же, — кивнул головой урядник. — Астраханец?

— Он, самый. Валандается каждую ночь в моих водах, аренду перестал платить и рыбу не сдает. Пытался я посылать работников, да все впустую, больно хитер он, дьявол... Не могу обуздать.

— Обуздаем! — уверенно пообещал урядник, чокаясь с Прониным. — Когда заняться?

— Я скажу. Может, сегодня. Ты пока тут того, угощайся, а я на минутку...

Пронин вышел из кабачка.

— Тришка! Сверчок! Подь сюда! — крикнул он с крыльца. — Вот чего, Сверчок, беги сейчас же, куда я говорил...

— Слушаю! — покорно ответил Сверчок и быстро побежал к пристаням.

Когда Пронин вернулся в кабак, урядник был уже навеселе, раскраснелся, глаза его еще больше выпучились и блестели в масляной улыбке. Он покуривал папироску и пускал синие колечки к прокопченному потолку.

— Скучаешь? Наливай еще! — поглаживая бородку, предложил Пронин.

— Хватит, Митрий Ларионыч, нельзя так много, служба...

— Ну, гляди, а я еще выпью... И знаешь, ведь какой подлец! Однажды собственными глазами вижу: поехал в нижний плес, ну, думаю, шалишь, молодчик, не уйдешь сегодня. Всю ночь сторожил с работниками на берегу, и нет — как в воду канул. Слышу на рассвете — едет сверху и песенки поет. Стало быть, опять нас в дураках оставил.

— Он это в Астрахани насобачился — скрываться от барина,— заметил урядник.

— Вот это верно сказано, — подтвердил Пронин. — Все рыбаки честно платят и рыбу сдают, а этого мерзавца никак не вгоню в колею.

— Вгоним...— пообещал Лукич. — Ну, Митрий Ларионыч, благодарю, мне пора. Коли потребуюсь, присылай. Я с моим удовольствием сам пойду или Сковородкина пошлю, он — а-яй! — мастак на такие штуки... — покачиваясь и часто мигая, жал костлявую руку Пронина урядник.

Слышавший их разговор целовальник улыбнулся. «Подите суньтесь, как он вас переметнет из лодки...» — сказал он, убирая со стола посуду.

Тихая ночь. Плещутся сонные волны. На теньковской колокольне пробило час. Предутренняя дремота начала сковывать Васю. Он взмахнет веслами, да так и застынет в дремоте.

— Ты чего это, Васятка? — спросил отец.

— Спать хочу.

— Намочи голову — пройдет. Еще кинем разок и ко дворам.

Вдруг из кустарников у берега выскользнула темная лодка и быстро понеслась навстречу.

— Стой! — завизжал Пронин.

Чилим вскочил на ноги и проворно стал вытаскивать сеть.

— К берегу, в кусты,— шепнул он Васе.

Но было уже поздно. Лодка под сильными ударами четырех весел настигла Чилима.

— Вот тебя куда надо... — показал костлявым кулаком за борт Пронин.

Стражник вскочил, выхватывая из ножен шашку. Но в это время раздался глухой удар, и шашка, блеснув острием в воздухе, плюхнулась за борт, а следом за ней и стражник.

— Держи его, держи! — закричал Пронин, толкая Клешнева и Синявина в воду.

Матюшин и Стеблев тем временем кинулись в лодку к Чилиму.

— Не лезь! — кричал разъяренный Чилим, — Башку разобью.

Пока Синявин и Клешнев вытаскивали стражника, Чилим отбивался.

— Караул, убивают! — кричал Матюшин, притиснутый Чилимом к борту.

Клешнев и Синявин, вытащив Сковородкина, тоже кинулись на Чилима.

— Держи, держи! — кричал Клешнев, хватая Чилима за руку. — Ага, попался, голубчик! — и они вчетвером навалились на рыбака, и связали ему руки.

— Теперь не уйдешь! — визжал Пронин.— Тащите его на берег!

Бросив Чилима, все кинулись к стражнику.

— Что это? — удивился Матюшин.

— Да он же не дышит! Вот чучело, воды всего по колено, а он никак утоп, проклятый! — кричал Клешнев.

— Как утоп? — дрожа от страха, визжал Пронин.

— Так вот и утоп! Видишь, не дышит, — сказал Клешнев.

— Живо, откачивай. Отойдет! — командовал Пронин.

— Давно отошел... — заметил Синявин.

— Что, голубчик, сделал дело? — прошипел Пронин, согнувшись над связанным рыбаком.

Чилим плюнул ему в лицо и крикнул сыну:

— Васька! Режь веревку!

— Ишь, чертенок, еще кусается! — отталкивая Васю от отца, кричал Клешнев.

Вскоре лодка с мертвым Сковородкиным и связанным Чилимом отошла к пристани, Молодой Чилим остался один и, обливаясь слезами, начал вычерпывать из лодки воду.

Глава вторая