Англичане, увидев выброшенного за борт переговорщика, подождали пока мичмана выловят из воды, забросят в шлюпку и подплывут к их каракатице, как иначе можно назвать изуродованный колёсами огромными и трубой красавец фрегат. Заработали лебёдки, поднимая шлюпку на борт и одновременно с этим стали открываться порты на баке. И всё это время на двух косых парусах «Диана» приближалась на цыпочках к 18-пушечному фрегату 1-го класса «Леопард».
Бабах, три носовых орудия «Леопарда» окутались дымом серым и корпус «Дианы», теперь расположенный всего в двух сотнях метрах от английского фрегата, содрогнулся от попаданий. Очевидно, капитан Гиффард решил попугать просто дурачков русских. Даже не всем бортом выстрелил. Три ядра врезались в корпус богини гораздо выше ватерлинии и практически не причинили ей вреда. Сашка глянул на торчащие из проёмов стволы. Они серьёзно? Это 24-фунтовые детские пукалки. Да такие ядра, а выстрелили простыми ядрами, даже корпус пробить не смогут. Тут тридцать пять сантиметров многослойного дерева и медная обшивка, которую Кох купил на свои деньги, чтобы корабли и выше ватерлинии чуть защитить. Это не настоящая броня, но именно против ядер вполне сгодится. Ядро сомнёт лист меди и площадь удара по доскам станет больше раза в два, а значит сила удара меньше.
— Бамба! — Сашка крикнул и вдарил в рынду, условный сигнал для калмыков, рассредоточенных по всему левому борту «Диану».
Бах. Бах. Не, пушки громыхнули, так хлопки, и дыма почти нет.
Десять секунд на перезарядку. Бах. Бах. Бах. Десять секунд на перезарядку. Бах. Бах.
Сашка с мостика смотрел на вражеский фрегат. Туда прилетела смерть. И как Николай мог проиграть войну этим. Там конченные дебилы. Вылезли все на мостик, а он у них очень высоко, на «мостике» — площадке между колёсами. Генуг, там двадцать трупов, всё руководство фрегатом. Бах. Бах. И вокруг орудий лежат на палубах убитые канониры, и среди них видны офицеры с галунами. Бах. Бах. И на корме возле орудий никого больше нет, а десятки матросов мечутся по палубе спасаясь от прилетевшей к ним Смерти. Бах. Бах.
— Отставить стрельбу. Теперь ваша очередь, капитан, топите эту рухлядь. Никто вам не ответит.
Событие пятнадцатое
Лодка с посланцем от… да чёрт его знает, кто их послал, приближалась быстро.
— Сбросьте им штормтрап, Валерий Валерьевич, и рукой махните, а то они кажется к «Марии» плывут, — Владимир Фёдорович оторвался от подзорной трубы и подошёл в стоящему у грот-мачты Дондуку.
— Жалко такую красоту портить бомбами, — они вместе посмотрели на замок японского князя.
— Да и не надо. Вон те три пушки подавите. Нужно на «Сальвадор» флажками передать, чтобы этот их волшебник-канонир Диего сбил их, не повредив замок. Дальше мы сами, заодно индейцев в деле проверим. Зря что ли они тут порох жгли два месяца.
— Добро, только без риска. Если что мы тут всё с землёй сравняем.
— Так и правда эту красоту жалко. Не переживайте, Владимир Фёдорович восемь десятков ружей Дрейзе — это серьёзная сила.
Лодка с послом ткнулась о медь обшивки «Аретузы» и через минуту, карабкаясь по штормтрапу как обезьяна, на палубу поднялся невысокий плотный японец с козлиной бородкой в кожаных доспехах доисторических с нашивками из начищенной бронзы, не, ну не золото же, сверкающих в солнечных лучах разгулявшегося дня.
— Гыр кар-кар-гыр! — важно сказал крепыш и протянул лейтенанту Сомову бумагу, свёрнутую трубочкой.
— Ли, а ты скажи ему, что я тут капитан, — мотнул головой китайчонку фон Кох.
— Няо-мяо, кяо-бяо, сунься дуся, уся-пуся, — поклонился воину толмач.
И ни один мускул не дрогнул на лице сверкающего посла.
— Ладно, посмотрим, насколько сильны они в эпистолярном жанре.
Владимир Фёдорович сорвал восковую печать и развернул лист. Ух, ты, там на языке Уильяма Шекспира было написано красивым почерком: «Пошли вон. Торговать нет. Воды нет. Берег ходить там умирать». Стихи, наверное.
— Ладно, Ли, на всякий случай скажи этому блескучему, что мы воины княжества Джунгария, и это теперь наша земля. Пусть все переселяются на южный остров, кто переселится — останется жить, остальных всех убьём.
— Ес сэр, — бросил руку к бритой голове китайчонок. Не, не издевался. Его в юнги зачислили и форму даже дали. Великовата оказалась, так он её перешил под себя, да так ловко, что теперь вся команда с просьбами подшить и подлатать шла к китайчонку. И тоже полиглотом знатным оказался, учил сейчас одновременно русский и калмыцкий.
— Сейчас, я ему то же самое на английском напишу.
Приняв сложенный вдвое листок посол