Буря страсти

— Вы аристократ, — спокойно сказала Кетлин. — Считаете, что другие должны менять свои планы ради того, чтобы услужить вам. — Она посмотрела на дочку и, что-то ласково проговорив ей, добавила: — Здесь же балом правит Грейн.

Квинлан заставил себя проглотить готовые сорваться с языка возражения на ее отповедь. Ей нравится подчеркивать, что он аристократ, а она простая дворянка, к тому же ирландка. Почему ей в голову не приходит, что его высокое положение обязывает ее держать свое мнение при себе? Если сравнивать ее самонадеянность и его высокомерие, на которое он имеет право по рождению, то она может дать ему сто очков вперед!

— Мы еще успеем на праздник в бухте.

— Я вынуждена отказаться. — Кетлин улыбнулась какой-то своей мысли. Если бы она так улыбнулась ему, он бы смягчился. — У Грейн режутся зубки, поэтому она капризничает.

Квинлан позавидовал малышке, темноволосая головка которой уютно лежала на материнской груди.

— Мне кажется, она замечательно себя чувствует. Мы уйдем ненадолго. — Произнося следующие слова, он заставил свой пленительный голос звучать как можно более убедительно: — У меня для вас сюрприз.

Кетлин подняла на него глаза. Мечтательное выражение на ее лице не имело к нему ни малейшего отношения.

— Что вы сказали?

От возмущения у Квинлана раздулись ноздри. Она так поглощена своим ребенком, что обращает на него внимания меньше, чем на муху! Кажется, у него появился соперник.

Снедаемый любопытством, он придвинулся поближе к ее креслу, чтобы рассмотреть своего соперника, вернее, соперницу. Завернутая в тончайшую как паутинка шаль, малышка оказалась крохотной.

— Так вот она какая.

Кетлин подняла дочку вертикально и посмотрела на Квинлана.

— Ну разве она не самое красивое создание на свете?

— Вы абсолютно правы, мадам, — польстил он. У младенца было круглое лицо с голубыми глазами величиной с соверен и сморщенным ртом. Квинлан надменно вскинул брови. Он бы не узнал ее даже среди дюжины таких же!

Неожиданно девочка икнула. Ее глаза расширились, и она улыбнулась, сопроводив улыбку каким-то булькающим звуком. Сердце Квинлана дрогнуло.

— Какая очаровательная крошка! Уверен, я ей нравлюсь!

— Глупости, — бесстрастно остудила его пыл Кетлин и салфеткой вытерла молоко с губок малышки.

Грейн зевнула так широко, что ей пришлось закрыть глаза. Открыв их, она обнаружила у самого своего носа собственный кулачок и принялась запихивать его в рот, громко чмокая.

— Ты все еще голодна, маленькая моя! — Кетлин взяла в руку свою грудь и поводила соском по щечке дочери. Грейн мгновенно повернула голову и начала сосать.

Квинлан пытался делать вид, будто светская беседа во время кормления — обычное явление в жизни обоих. На самом же деле ему только сегодня впервые дозволили взглянуть на дочь Кетлин.

Почмокав, Грейн с довольным вздохом выпустила сосок, и закрыла глаза. Квинлан обнаружил, что таращится на полную грудь, которая заканчивается розовым соском. Картина возбудила его, а также напомнила о том, что за последние недели в их отношениях не наметилось никакого прогресса. Жемчужно-белая кожа манила к себе, а он еще не дотронулся до нее. Даже ни разу не поцеловал Кетлин за это время! Со всей прямотой — ведь именно прямота превращала его ум в грозное оружие — он признался себе в том, что стоит перед Кетлин в полной боевой готовности, а она же воспринимает его со спокойным безразличием, как брата — нет, как евнуха.

Он привык очаровывать женщин, зажигать в них огонь лишь силой своего слова и доводить до безумия благодаря совершенному владению искусством прикосновения. С тем, что происходит между ним и Кетлин, надо покончить.

Он почти не спал ночью, так как долго писал, причем только для того, чтобы не думать о ней. В результате он закончил одну пьесу и начал следующую. Возможно, возбуждение стимулировало его вдохновение, однако оно, хладнокровно отметил он, лишило его спокойствия и превратило бант (Та часть брюк, панталон, где спереди сходятся брючины) бриджей в бесформенный бугор!

Он всегда получал то, что хотел. И не допустит, чтобы сейчас ему отказали, даже из-за ребенка!

Словно прочитав его мысли, Кетлин устремила на него вопросительный взгляд. Он знал только один способ ответить: он поцеловал ее.

Ее губы были мягкими и влажными, дыхание теплым и сладким. Он закрыл глаза, что делал очень редко, когда целовался. Будучи опытным сердцеедом, он по выражению лица женщины судил, отвечает ли она ему взаимностью и в какой степени возбуждения находится. Но с Кетлин ему было не до оценок — его захлестнул шквал эмоций.

Один поцелуй — и его мужское естество опять напряглось. Один поцелуй — и внизу живота появилась сладкая боль. Один поцелуй — и он готов был овладеть ею прямо здесь, на полу. Не безумное стремление удовлетворить свою похоть, а глубинная сущность его желания заставила его оторваться от нее.