Буря Жнеца. Том 1

Народ шайхов перестал существовать. Даже ее солдаты – каждого годами тщательно отбирали по остаткам шайхской крови – были больше летерийцами, чем шайхами. В конце концов, она не очень-то пыталась пробудить их наследие.

Но ведь я выбрала их, правда? Мне нужна была их преданность, которая сильнее преданности летерийского солдата атри-преде.

Прими это, Сумрак. Ты теперь королева, и твоим солдатам – шайхам – все известно. Именно этого ты хотела в глубине души. А теперь, похоже, придется признать истинность амбиций, бурление благородной крови, жаждущей утвердить свое превосходство, свое право.

Что привело моего единоутробного брата на берег? Он отправился туда как шайх или как летериец – комендант дреш-преды? Но она не верила собственному вопросу. Она знала ответ, острым ножом терзающий душу. Берег сокрыт…

Они скакали в темноте.

Мы были не такими, как нереки, тартеналы и прочие. Мы не могли выставить армию против захватчиков. Наша вера в берег не имела огромной силы, ведь это вера в изменение, в преобразование. Бог без лица, но со всеми лицами. Наш храм – прибрежная полоса, где тянется вечная война суши и моря; храм, который возникает, чтобы снова рассыпаться. Храм звука, запаха, вкуса и слез на кончиках пальцев.

Наш шабаш исцелял раны, лечил болезни и убивал младенцев.

Тартеналы глядели на нас с ужасом. Нереки охотились на нас по лесам. Фараэды считали, что мы ночами воруем детей. И оставляли для нас хлебные корки на пнях – как для каких-то злобных ворон.

Для этого народа, для этих шайхов я теперь королева.

И тот, кто станет ее мужем, ждет ее. На острове.

Странник меня побери, как я устала от этого.

Подковы лошадей зашлепали по лужам, старая дорога пошла под уклон – они приближались к берегу. Впереди снова начинался подъем – очень старая линия прилива, широкий вал гладкой гальки и булыжников в глине, слежавшейся под тяжестью времени в сланец, истыканный беспокойными камнями. В этом сланце можно найти ракушки, останки моллюсков – доказательство многочисленных побед моря.

Деревья здесь попадались реже – согнутые ветром, которого атри-преда сейчас вовсе не ощущала на лице, – неожиданный штиль для этого времени года. Запах берега, неизменный и вонючий, висел в неподвижном воздухе.

Они придержали лошадей. С моря, все еще не видимого, не доносилось ни звука, не было слышно даже шелеста волн. Словно мир по ту сторону вала исчез.

– Тут следы, командир, – сказал один из солдат, когда они остановились. – Всадники, вдоль берега и на север, и на юг.

– Как будто разыскивают кого-то, – добавил другой.

Йан Товис подняла руку в перчатке.

Стук копыт с севера, легким галопом, все ближе.

Охваченная внезапным, почти суеверным страхом, Йан Товис сделала знак рукой, и солдаты обнажили мечи. Она взялась за рукоять своего.

Появился первый всадник.

Летериец.

Успокоенная Йан Товис выдохнула:

– Солдат, стой!

Внезапная команда ошарашила всадника и еще трех позади него. Подковы лошадей заелозили по гальке.

Доспехи как для битвы – плетеные кольчуги, черненые кольца блестят, забрала шлемов опущены. Первый всадник держал в правой руке топор с длинной рукояткой; у остальных были копья с широкими зазубренными наконечниками, словно воины собрались на вепря.

Йан Товис повернула лошадь и подъехала чуть ближе.

– Я атри-преда Йан Товис, – назвалась она.

Первый всадник наклонил голову в шлеме.

– Йедан Дерриг, – сказал он негромко. – Комендант крепости Боарал.

Она помедлила и добавила:

– Дозорный.

– Сумрак, – ответил он. – Даже в такой тьме я вижу, что это ты.

– Я просто поверить не могу – ты сбежал…

– Сбежал, моя королева?

– Да, из дома нашей матери.

– Мы не ладили с твоим отцом, Сумрак. Я видел тебя в последний раз, когда ты только ходить училась. Но это неважно. Я вижу в твоем лице то, что видел тогда. Ошибиться невозможно.

Вздохнув, она спешилась.