Бурный финиш

Вернувшись домой, я рухнул в кровать и заснул как убитый. Утром я проспал и еле успел в Кемптон, где проводились скачки любителей. Я подумал, что достойным завершением этой недели будет падение с той дохлятины, на которой я опрометчиво согласился выступать. И хотя я неверно рассчитал момент, когда мой жеребенок прыгал через последнюю канаву, я не упал исключительно потому, что вцепился в жеребца, словно пиявка: уж очень не хотелось грохнуться на землю.

И хотя я удержался в седле, мой скакун, и без того не имевший особых шансов, вовсе потерял интерес к скачке. Я трусцой подъехал на нем к его склочному хозяину, который решил, что победа упущена из-за меня, о чем он и не преминул мне сообщить. Поскольку он превосходил моего отца на несколько земляничных листьев2, то считал, что имеет право свободно изливать свою желчь. Я слушал, как он выражает сомнения в моей способности проехать и в телеге, и думал, как же он обращается с жокеями-профессионалами.

Отец Джулиана Текери, проходивший мимо, услышал обрывки его монолога, и на лице его выразилось крайнее удивление. Когда я вышел из комнаты для взвешивания, он подошел ко мне со списком лошадей, которых собирался заявить на скачки, и мы отправились обсуждать его в бар. Текери купил мне лимонад, мы сели за дальний столик, и он разложил на нем бумаги. Я понял, что постоянные успехи его лошадей были неслучайны: он был очень толковым специалистом.

– Почему вы не хотите стать тренером-профессионалом? – спросил я.

– Слишком хлопотно, – улыбнулся он в ответ. – Сейчас если я ошибаюсь, то это мое личное дело. Не надо перед кем-то извиняться, обещать исправиться, не надо бояться, что владельцы могут в одночасье забрать своих лошадей, не надо беспокоиться, что они месяцами не платят мне жалованье.

– Вы знаете все подводные камни, – сухо заметил я.

– Тренерская работа не приносит прибыли, – отозвался Текери. – Я обычно не несу убытков, иногда что-то даже зарабатываю. Но учтите, у меня еще есть ферма. Большая часть накладных расходов увязывается с доходами по ферме. Ума не приложу, как тренеры сводят концы с концами. Либо у них должен быть солидный начальный капитал, либо ферма, как у меня, либо они играют в тотализатор, иначе они ничего не заработают.

– И все же они не меняют профессию, – сказал я. – И разъезжают в больших шикарных машинах. Стало быть, дела у них идут не так скверно.

Мой собеседник покачал головой и допил виски.

– Они хорошие актеры. Умеют прикидываться веселыми, беззаботными и преуспевающими, а у порога их караулят кредиторы. Ну да ладно, – сказал Текери, сложил бумаги и сунул их в карман. – Как вы думаете, вам удастся взять в следующий четверг выходной и поехать в Стрэтфорд?

– Думаю, что да.

– Отлично. Там, значит, и встретимся.

Мы встали. Кто-то оставил на соседнем столике «Ивнинг стандард», и я мимоходом взглянул на газету. Затем я остановился и подошел посмотреть внимательнее. «Гибель потенциального дербиста» – гласил заголовок внизу первой страницы. В ней коротко сообщалось о том, что жеребец Борнео, записанный в дерби, погиб во время перелета из Соединенных Штатов, и тем самым все пари, связанные с его участием, отменяются.

Я улыбнулся про себя. Судя по отсутствию ярких подробностей и эмоциональных эпитетов, к публикации имел отношение скорее тренер, ожидавший Борнео, чем журналисты, учуявшие сенсацию. Ни один журналист, который видел или хотя бы слышал о мясорубке в самолете, не изложил бы факты столь сухо. Но останки жеребца быстро убрали, я сам помог вымыть салон, и «любоваться» теперь было уже нечем. Борнео оказался отлично застрахован, ветврач подписал акт о том, что ликвидация жеребца продиктована необходимостью, мое имя написали с ошибкой – Грэй, и оставалось надеяться, что везение, а также умение Ярдмана выходить из подобных ситуаций позволят быстро исчерпать инцидент.

– Дорогой мой, – поспешно сказал он мне, когда его вызвали в аэропорт. – Нам вовсе ни к чему, чтобы лошади теряли голову, когда мы их перевозим, и потому вряд ли стоит трубить об этом происшествии во все трубы.

– Ни к чему, – согласился я, больше имея в виду свое собственное спокойствие, нежели репутацию его фирмы.

– М-да, печальный инцидент, – сказал Ярдман, пожал плечами и вздохнул с явным облегчением.

– Мне следует иметь при себе шприц...

– Да, я об этом позабочусь.

«Я тебе об этом напомню», – думал я, стоя в уютном баре ипподрома Кемптона, но по-прежнему ощущая на себе тяжесть тела умирающего жеребца. Мне казалось, я снова в крови Борнео. За двадцать четыре часа эти воспоминания еще не успели стереться из сознания, но я взял себя в руки, выбросил все из головы и пошел с отцом Джулиана смотреть скачку, в которой красиво победил один из наших конкурентов.

В субботу вечером я выказал максимум учтивости к очередной маминой юной гостье, хотя и проявил немало ухищрений, чтобы не остаться с ней один на один. В воскресенье же на рассвете я взял курс на север, в Линкольншир.