Бурный финиш

Глаза-прожектора Билли засияли, и его улыбка мне не понравилась.

– Поскольку вы не спрашиваете, в чем оно состоит, – продолжал Ярдман, – то я сам вам объясню. Вы должны убедить вашего друга-летчика изменить курс.

«Изменить курс!» Простые слова. Меня как током ударило. Патрик был не настолько крепок...

Я промолчал, и Ярдман спокойно добавил:

– Я хотел попросить бортинженера, но, поскольку вы с пилотом друзья, лучше это сделать вам.

Я снова промолчал.

– Он нас не понял, – хмыкнул Билли.

Но я все прекрасно понял. Патрик сделает то, что ему велят. Ярдман открыл дверь.

– Повернитесь, – сказал он.

Я повернулся. Взгляд Ярдмана упал на засохшие пятна крови на моей рубашке. Он протянул руку, вытащил конец рубашки и увидел повязку.

– Ты его оцарапал, – снова упрекнул он Билли.

– Он бежал, потом стал падать, так что это не самый плохой выстрел, – отвечал тот.

– Непрофессиональная работа, – скривился Ярдман.

– Я исправлюсь, – злобно пообещал Билли.

– Будь так добр, – сказал Ярдман, а мне велел: – Выходите, мой мальчик.

Я вышел вслед за ним из туалета и оказался в салоне. Там все было нормально. Четыре кобылы стояли в двух средних боксах. Их погрузили, похоже, сам Ярдман и Альф. Передние и задние боксы были разобраны. Вокруг лежали привычные брикеты сена. Шум от двигателей. Обычная температура. Все нормально. Спокойно. Как в гробу.

Ярдман сказал на ходу:

– Сюда, – и, миновав небольшое пустое пространство в хвосте самолета, ступил на площадку, образованную частями бокса, остановившись у ближайшего.

Я подошел к Ярдману. Сзади Билли тыкал мне в спину револьвером.

– Вот и хорошо, мой мальчик, – сказал мой работодатель. – Встаньте спиной к боксу.

Я повернулся лицом к хвосту самолета. Ярдман довольно долго возился, привязывая меня к металлическому брусу бокса. Билли стоял на разобранном боксе и развлекался тем, что целился в разные части моего тела. Стрелять он не собирался. Я видел его ужимки, но смотрел дальше, туда, где были кресла. Там сидел человек. Вид у него был любопытствующий. Это был тот самый Джон, который летел с нами в Милан. Но его вояж не закончился, Ярдман решил перебросить его куда-то еще. Он медленно поднялся с места. Его важные манеры контрастировали с простой одеждой.

– Это необходимо? – спросил он громко, перекрывая шум моторов.

– Да, – коротко ответил Ярдман. Я посмотрел на него. Скулы резко обозначились под его морщинистой кожей. – Мы знаем свое дело.

Билли надоело махать револьвером перед неблагодарной аудиторией. Он спрыгнул с платформы и потащил брикет сена в проход между стоящими и разбросанными боксами. На него он поставил второй брикет. Затем еще два. Потом, привстав на цыпочки, забил все пространство до потолка брикетами, какие только были в самолете. Получилась внушительная стена из сена в трех футах слева от меня. Ярдман, Джон и я молча наблюдали за его деятельностью.

– Хорошо, – сказал Ярдман, когда Билли закончил. Он посмотрел на часы, выглянул в окно и спросил: – Готовы?

– Готовы, – ответили Джон и Билли.

Я промолчал. Я не был готов.

Все трое двинулись в заднюю часть самолета, пригибаясь под багажными полками и спотыкаясь о цепи. Я быстро понял, что Ярдман умел обращаться с веревкой: я не мог даже пошевелить руками. Я попытался ослабить путы, но из этого ничего не вышло. Вдруг я заметил, что на меня смотрит Альф. Он появился из головной части салона и стоял, глядя на меня с обычным, туповатым выражением на лице.

– Альф! – окликнул я его. – Развяжи меня.

Он не услышал. Он стоял и смотрел на меня, ничему не удивляясь. Не испытывая никаких чувств. Затем он повернулся и ушел. Он был воистину глух. Похоже, в каком-то смысле и слеп тоже. Так было удобнее. Он никому не рассказывал о том, что видел. Он ничего не сказал мне о Саймоне.

Я с болью подумал о Габриэлле. Сейчас она отчаянно борется за жизнь в Милане. Доктор сказал, что могут быть проблемы. Инфекция, пневмония. Но если она умрет, все для меня потеряет смысл. Нет, она не может умереть. Она должна выжить. Страх за ее жизнь на какое-то время вытеснил все остальные эмоции, а среди них и необходимость опасаться за свою собственную жизнь. Ее шансы выжить были примерно пятьдесят на пятьдесят.

Что касается меня, то и один к ста был бы невероятным везением.

Через десять минут, показавшихся мне вечностью, вернулись Билли и Ярдман с Патриком. Патрик смотрел на меня, и на его напряженном лице было написано неверие. Я понимал, что он сейчас чувствует. Билли пихнул ему в спину револьвер, а Ярдман указал на одно из двух кресел сзади. Они сели в пятнадцати футах от меня. «Внимательная аудитория, – кисло подумал я. – Первый ряд партера».

– Он не прочь сделать крюк, твой дружок-пилот, – прошептал мне в ухо Билли. – Попроси его изменить маршрут.

Я смотрел не на Билли, а на Патрика. Ярдман что-то неторопливо объяснял ему, но шум моторов мешал мне расслышать слова. Янтарные глаза Патрика сейчас казались темными на осунувшемся лице. Он умоляюще поглядел на меня. «Умоляй сколько угодно, – думал я. – Только не сдавайся». Но он не выдержит. Он слишком мягок.

– Проси его, – велел мне Билли.