– Разумеется, мой мальчик, – сказал он. – Риск – слишком большая роскошь в нашем деле. Мне и так постоянно приходится рисковать. Это может плохо кончиться. В данном случае я оказался прав. Вы сами мне сказали, куда собираетесь, вот я и велел Билли последовать за вами и удостовериться, что пара голубков будет нежно ворковать, и ничего более. Но вы вдруг вылетели из ресторана как ошпаренные и понеслись в какую-то булочную. Билли поехал за вами на машине Витторио и позвонил мне оттуда. – Ярдман развел руками. – Я велел ему убить вас обоих и обыскать под видом прохожего, решившего помочь. Он должен был сделать это, как только вы выйдете.
– Вы не хотели даже узнать, было ли что-то во флаконе, кроме таблеток?
– Риск, – повторил Ярдман. – Я же вам сказал: для нас это слишком большая роскошь. Кстати, где записка Серла?
– Никакой записки не было.
– Ну конечно, она была, мой мальчик, – с упреком сказал Ярдман. – Когда Билли привез вас к самолету, вы проявили так мало удивления, не задавали никаких вопросов... У меня есть кое-какой опыт.
– Все в бумажнике, – пожал я плечами.
Он посмотрел на меня с одобрением и, перешагнув через Патрика, прошел в туалет, откуда вынес мой пиджак. Он выложил содержимое карманов рядом с собой на доски. Когда он извлек стодинаровую купюру и развернул ее, оттуда выпал клочок бумаги и пучок сена.
– Поразительная беспечность, – сказал он, вертя купюру в руках. – Билли плохо спрятал деньги.
– Значит, в самолете было много денег?
– Колеса надо смазывать, – отозвался Ярдман, – а югославам глупо платить фунтами. Агенты требуют, чтобы им платили такой валютой, которую они могли бы тратить, не вызывая подозрений. Разумно. Я и сам так делаю.
Он повертел в руках клочок бумаги, потом стал разглядывать его на свет. Несколько секунд спустя он положил его обратно и поглядел на Раус-Уилера.
– "Людей", – ровно произнес он. – Когда это прочитаешь, мой мальчик, многое становится ясно. – Это было утверждение, не вопрос.
«Габриэлла, – молился я про себя, – выживи и все расскажи». Я закрыл глаза, пытаясь представить, какой она была тогда, на последнем обеде. Веселая, прелестная Габриэлла, любовь моя...
– Мой мальчик, – заговорил Ярдман сухим безучастным голосом, – с вами все в порядке?
Я открыл глаза и прогнал Габриэллу подальше от дьявольской интуиции этого человека.
– Нет, конечно, – сказал я.
– Вы мне нравитесь, мой мальчик. – Ярдман искренне рассмеялся. – Мне будет вас очень не хватать в агентстве.
– Не хватать? – удивился я. – Вы возвращаетесь?
– Ну конечно, – он тоже явно был удивлен. – А как же иначе? Моя транспортная система... кое-кем весьма ценится, и в ней есть постоянная нужда. Да, я возвращаюсь, только самолет с мистером Раус-Уилером полетит дальше.
– А лошади?
– И они с ним, – кивнул Ярдман. – У них хорошая родословная. Мы были готовы их убить, но нам сказали, что их примут живыми, учитывая их будущее потомство. Так что, мой мальчик, мы возвращаемся по железной дороге, одна партия с Джузеппе, другая с Витторио.
– Обратно в Милан?
– Именно. А наутро мы узнаем трагические новости. Самолет, на который мы случайно опоздали, потерпел крушение над Средиземным морем. И все, в том числе и вы, погибли.
– Но есть же радары...
– Мой мальчик, мы профессионалы.
– Хорошо смазанные колеса?
– Вы быстро все схватываете. Как жаль, что я не могу соблазнить вас перспективой присоединиться к нам.
– Почему бы и нет? – подал голос Раус-Уилер. Ярдман терпеливо ответил:
– А что я, по-вашему, могу ему предложить?
– Жизнь, – торжественно сказал Раус-Уилер.
Ярдман даже не удостоил его объяснением, почему это невозможно. Похоже, министерство финансов в лице Раус-Уилера немногое потеряло.
Из другого конца самолета послышался голос Билли:
– Мистер Ярдман, может, вы и мистер Раус-Уилер мне поможете? А то этот самолет весь изрисован разными надписями. Нам его придется красить заново.
– Хорошо, – сказал Ярдман, вставая.
Раус-Уилер не был расположен махать кистью.
– Я вообще-то не совсем готов... – начал он.
– Вы хотите опоздать? – поинтересовался Ярдман.
Он отошел в сторону, пропуская Раус-Уилера, у которого заметно поубавилось спеси. Они прошли по проходу и спустились по лестнице у кабины пилотов.
Отчаяние может сдвинуть горы. Я даже не надеялся, что у меня выдастся несколько минут наедине с самим собой, чтобы проверить это на практике, но я уже думал, как можно, применив силу, освободиться от привязи. Ярдман с трудом просунул веревку между железным скрепляющим брусом и доской бокса. Ему пришлось проталкивать веревку лезвием перочинного ножа. Она бы вообще не пролезла, если бы доска не оказалась с изъяном и брус не был чуть погнут. Большая часть брусьев шла вровень с досками, без зазора.