– Не исключено. Вскоре после взлета Альф принес мне кофе. В одном из боксов был нервный жеребенок, и я пытался его успокоить. Не исключено…
– А кто такой Альф?
– Глухой конюх, который всегда летает с Билли.
– Так ты думаешь, тебе подсыпали в кофе снотворное?
– Все может быть. Я и потом все время хотел спать. Даже дома заснул в ванне.
– Все это очень серьезно, – сказала Габриэлла.
– И сегодня с нами чужой человек. Его тоже зовут Джон. Вроде бы я вижу его впервые, и все-таки… Я стал смотреть на него, пытаясь понять, где же мы могли встречаться. Но тут появился Билли и ударил меня по ноге. Я ответил ему тем же, но после этого перестал думать на эту тему.
– Ну а теперь что ты думаешь?
– Во-первых, у него странные для конюха руки. У конюхов руки грубые, обветренные – им приходится мыть лошадей в любую погоду и так далее. У него же руки гладкие, с хорошо подстриженными ногтями.
Габриэлла взяла меня за руку и провела пальчиками по тем местам, где стали образовываться мозоли после того, как я оставил канцелярскую работу.
– Значит, они вовсе не похожи на твои, да?
– Не похожи, но дело в другом. В выражении его лица. Я смотрел на него, как раз когда он вдруг проснулся. Я помню этот момент, несмотря на Билли. Меня поразило выражение его лица. Как бы тебе его описать… О! – воскликнул я, смеясь над собственной недогадливостью. – Ну конечно. Он учился в той же школе, что и я.
– Значит, вы знакомы? Вы знали друг друга по школе?
– Нет, он постарше. Он окончил лет на пять раньше меня. Но взгляд… Именно так смотрели ученики – не самые симпатичные, те, кто был свято убежден, что они – подарок человечеству, а все остальные на много ступеней ниже. Он из таких. И уж явно не конюх. Он держался так, словно его грубая одежда была оскорблением его достоинства.
– Но ты же не носишь одежду конюха, – возразила Габриэлла, – значит, и он мог одеться, как считал нужным. Это же необязательно.
– Не совсем так. Альф носит брюки для верховой езды, Билли – джинсы. Двое других конюхов, Тимми и Конкер, носят бриджи – в них удобно работать. Это своего рода форма. Никто не заподозрит неладное, если человек, прибывающий с партией лошадей, одет как конюх.
– Это верно.
– И с паспортами никакой мороки. Обрати внимание, как просто я к тебе сегодня вышел – через служебный выход. Если ты работаешь с авиакомпанией, то в аэропортах, особенно маленьких, к тебе не будет никаких придирок. В большинстве из них ты просто проходишь через грузовое отделение, и на тебя никто не обращает никакого внимания. У американцев наибольшие строгости, да и они привыкли к нам.
– Но все-таки ваши паспорта проверяют, – возразила Габриэлла.
Я вытащил свой паспорт, утративший свою безукоризненную чистоту за последние три месяца и порядком помятый.
– Видишь, он истрепался больше оттого, что я ношу его в кармане, но в нем не так уж много штампов. Да, конечно, вот американская виза. Но в Милане мне поставили штамп, лишь когда я прилетел обычным пассажирским рейсом. Во Франции мне ни разу не ставили штамп, хотя я там успел побывать много раз. Разумеется, в паспорт заглядывали, но очень бегло. В общем-то, при таких условиях можно кататься и с поддельным паспортом, и даже вообще без паспорта. Один летчик рассказывал мне, что как-то три недели летал по всему белому свету вообще без паспорта, и ничего, сошло…
– Люди, работающие в авиакомпаниях, просто рехнулись бы, если бы им устраивали такую же проверку паспортов, как и всем остальным, – сказала Габриэлла.
– Да, обычно в этом нет необходимости. И вообще, не так-то просто прокатиться в один конец даже в качестве работника фирмы. Просто невозможно, если у тебя нет связей. Если кому-то вдруг захотелось без помех прокатиться в другую сторону, ему будет трудно попасть на борт самолета, который везет лошадей. Но если транспортное агентство или кто-то из его сотрудников готовы организовать нелегальный экспорт людей наряду с лошадьми, тогда все делается проще простого.
– Но что это за люди?
– Ну, Билли, конечно, вряд ли может рекламировать свою деятельность в газетах, но в клиентах у него явно нет недостатка.
– Мошенники? – спросила Габриэлла.
Я повертел в руках банкноту, потом былинки.
– Почему вдруг сено? – в свою очередь задал я вопрос.
– Может, он нашел деньги в сене, – сказала Габриэлла, пожимая плечами.
– Ну конечно! – воскликнул я. – Ты абсолютно права! В сетках для сена, куда и не думают заглядывать таможенники. Может, они переправляют контрабандой не только людей, но и валюту? – Я рассказал Габриэлле, как Билли наполнил вместо меня сетку с сеном и как это меня тогда поразило.
– Но, Генри, милый, я не понимаю совсем другого. Почему тебя не удивили все эти пакости Билли? Мне бы это показалось очень-очень странным. Я бы устроила большой шум… – Габриэлла говорила с немалым удивлением и огорчением в голосе.
– Я просто решил, что все это из-за того, что я… г…
– Ты – что? – не поняла она.
– Потому что я принадлежу, – продолжил я с улыбкой, – к тому слою общества, который он хотел бы истребить.
– Генри! Что это за слой?