– Я бы не сказал, что действовал исключительно по собственной инициативе, – слегка покраснел Рябченко, – хотя не буду отрицать, что этот вопрос меня действительно всегда интересовал. Но к конкретным действиям я приступил по поручению своего руководства.
– Щелокова? – поинтересовался Климов.
– Тут сложная история, – ушел от прямого ответа Рябченко. – В принципе, все началось случайно. Я как-то приехал в Свердловск по поручению Министерства внутренних дел, чтобы провести беседу с личным составом Свердловского управления милиции о своем фильме «Дочь революции» и, воспользовавшись случаем, попросил устроить мне экскурсию по так называемому Ипатьевскому Дому, где был расстрелян Николай II.
– С какой целью? – спросил Климов. Рябченко еще пуще покраснел:
– Мне сказали, что этот дом – основная достопримечательность города. Быть в Свердловске и не побывать в доме Ипатьева, все равно, что быть в Москве и не побывать в мавзолее.
– В самом деле? – изумился Климов. – Так чего же они этот дом снесли?
– Вы представляете! – возмутился Рябченко. – Я пытался выяснить, чья это инициатива, и не смог. Виноватого, как всегда, не найти.
– Виноватого? – переспросил Климов. – Впрочем, не важно. Продолжайте, прошу вас. Кажется, это было в 1975 году.
– Совершенно верно, – подтвердил Радий Трифонович, – именно в 1975. Остановился я в гостинице «Свердловск», а утром за мной приехали сотрудники местной милиции, и мы поехали на Комсомольскую площадь, где находился этот дом. До войны она называлась Площадь Народной Мести…
– Замечательно! – оживился Климов. – Все-таки, согласитесь, что наши отцы имели прекрасный вкус. Извините, я вас перебил. Площадь Народной Мести, как замечательно звучит!
– Действительно, неплохо, – согласился Рябченко. – Так вот, отвезли меня в этот особняк. Там в это время находился какой-то учебный центр по переподготовке учителей, если мне не изменяет память. Мне показали все, включая подвал, где, собственно, и расстреляли царя. Там я узнал, что знаменитая стенка, изрешеченная пулями, что находилась за спиной Романовых, исчезла. Мне по секрету сообщил начальник политотдела местного УВД, что эта перегородка ныне находится в Англии.
– Вот как? – удивился Климов. – Как же она туда попала?
– Понятия не имею, – пожал плечами Рябченко, – и вот, представляете, товарищ генерал, когда я ходил по Ипатьевскому дому, вдруг решил, что надо во чтобы то ни стало найти останки царя и его близких.
– Вот так неожиданно взяли и решили? – спросил Климов.
– Знаете, – улыбнулся Рябченко, – как пишут в плохих детективах, «меня словно что-то толкнуло». Потом я познакомился с одним местным краеведом, геологом по профессии, которому я предложил помочь найти могилу Романовых, потому что только это, даже с точки зрения марксистской теории позволит нам многое доказать и многое подтвердить.
– Извините, – прервал Рябченко генерал, – что вы собирались доказывать и подтверждать? Я что-то не совсем понимаю.
– Как что? – удивился сценарист. – Все факты, изложенные в официальной истории.
– А у вас были основания в них сомневаться? – Климов внимательно взглянул на отставного полковника.
– Не в этом дело, – снова покраснел тот, – я говорю, что меня что-то толкнуло, я должен отыскать их могилу. Не могу точно сформулировать свои побудительные мотивы. Есть вещи, которые не имеют объяснения…
– Значит вы действовали исключительно по собственной инициативе, – уточнил генерал, – не имея никакого поручения или задания от своего командования? Скажем, от того же Щелокова?
– Я действовал только по личному побуждению, – подтвердил Рябченко, – так как считал своим долгом, долгом русского человека, найти эти останки.
– А затем, что вы собирались с ними делать? – продолжал загонять полковника в угол генерал Климов.
– Не понимаю, что вы от меня хотите, – неожиданно ощетинился тот. – Я что-то незаконное совершил?